Орельен. Том 2

Эдмон поселился в отеле «Карлтон». Он считал более элегантным оставить квартиру жене. И бился как рыба об лед. В сущности, он запутался в своих собственных тенетах. А от Симоно сейчас не было никакой пользы. Симоно — старинный служащий Кенеля, и семейство Кенеля вполне могло на него положиться. Если бы хоть Адриен остался с Эдмоном, помог ему распутать дела, которые знал, что называется, наизусть, ну, скажем, с консорциумом, с Институтом. Особенно беспощадно допекал Эдмона Пальмед. Пришлось продать все бензоколонки как в Париже, так и в предместьях. Ясно, что их скупал под рукой все тот же Пальмед. Эдмон выехал из «Карлтона» и обосновался в квартире отца, на авеню Обсерватории, поскольку сенатор с супругой жили теперь при министерстве. Сенатор не особенно радовался всей этой передряге; ему представили дела сына в весьма тенденциозном свете, и в маленькие газетки уже просачивались неблагоприятные слухи.

Впрочем, не нужно быть мудрецом, чтобы видеть, как стремительно Эдмон идет ко дну. Пуанкаре имел конфиденциальный разговор с помощником государственного секретаря и предупредил его: за всем этим стоит Пальмед, разумнее всего договориться с Пальмедом, который, в сущности, неплохой малый и очень предан партии радикалов. Иные советы равносильны приказу. Министр встретился с Пальмедом и убедился, что Пуанкаре вполне прав: Пальмед вовсе не жаждал добивать грешника, напротив, шел на кое-какие уступки. Но главная трудность заключалась в том, что Пальмед был связан с консорциумом, а следовательно, с Бланшеттой Барбентан, дочерью нашего уважаемого Кенеля; более того, между ними существовала по ряду пунктов договоренность, благодаря посредничеству одного очень дельного молодого человека, если не ошибаюсь, мосье Арно, с которым зять Пальмеда… Ну и ну! Ах, мерзавец! Эдмон прийти в себя не мог, когда сенатор передал ему свой разговор с Пальмедом. Но зато необходимая ясность была внесена.

Эдмон не принадлежал к числу людей, у которых от подобных известий опускаются руки. Наоборот. В нем вдруг проснулся прежний боевой дух, несколько притупившийся за годы беспечальной и богатой жизни. Он быстро смекнул, что тут требуются решительные меры. Дело, по-видимому, зашло слишком далеко, дальше, чем он мог вообразить. Необходимо сменить кожу. И прежде всего в кратчайший срок покончить с делом о разводе… Эдмон перестал чинить препятствия Бланшетте, хотя до этого времени всячески пытался затормозить ход дела. Ускорить процесс. А там…

Телеграф принес ответ на его телеграмму, отправленную в Александрию. Карлотта соглашалась стать его женой. Вот это, что называется, ход конем! Состояние Карлотты не уступала Бланшеттиному, и Эдмон уже предвкушал свой триумф, свое возвращение на парижскую сцену рука об руку с Карлоттой. Интересно, как все это воспримет Бланшетта? Одним ударом он восстановит свое положение и отомстит врагам. Теперь он может говорить с Пальмедом как равный. Ему нечего бояться. Требовалось только одно: не оставлять никаких хвостов от прошлого. Не мог же он принести в приданое второй госпоже Барбентан долги, неприятности и прочие затруднения, которые одолевали мужа Бланшетты. Это непристойно. Значит, нужно отступиться в пользу матери его детей от всего — от Института, «Недвижимости», Сен-Женэ и прочего. Себе он оставит лишь то, что Бланшетта выделила по контракту. И кое-какую мелочишку, которая в свое время ему перепала…

Роза укатила в турне по Америке. В турне, организованное господином Моцартом. А Институт был перестроен на новых началах, перешел в руки некоего доктора Перльмуттера и прочих весьма предприимчивых субъектов, которые тут же наладили экспорт кремов «Мельроз» и духов «Роз-Мари» в Центральную Европу и Соединенные Штаты Америки. Доктора Декера оставили лишь для проформы. Вернувшись в Париж, Орельен встретил его как-то у Люлли; он был сильно на взводе и сидел в окружении тамошних девиц. Орельена просто испугала происшедшая в нем резкая перемена, худоба, нездоровый румянец на щеках.

— Присоединяйтесь к нам! Люсетта, попроси мосье сесть!

Люсетта держала в руках розовый воздушный шар на коротенькой нитке, и кто-то, проходя мимо, прожег шар сигаретой.

— Грубиян, хам! — закричала она.

Но Декер пояснил:

— Это не грубиян, Люсетта, а тот молодой человек. Как же его зовут?

Орельен прошел в бар. Доктор последовал за ним.

— Значит, старых друзей по боку, Лертилуа?! Или сердечные дела не в порядке?

И тут же начал бесконечный рассказ об успехах Розы в Нью-Йорке и о неоценимых качествах господина Моцарта как импрессарио.

— Ах да, возможно, вы ничего не знаете, — произнес он. — Между Розой и мной все кончено… все… фюйть! Удивительно, не правда ли? Такая дружная чета, по крайней мере с виду дружная… Но что поделаешь, Роза — натура избранная, а я всегда был при ней сбоку припека. Не могло же это длиться вечно… А как вы, ваша великая любовь? Ибо это была действительно великая любовь.