Орел-завоеватель

Катон бежал по тропе прочь от прогалины позади центурии, стараясь не наступать на пятки замыкающему цепочку солдату. Инстинкт самосохранения побуждал его бежать все быстрей, а жгучий стыд, напротив, приказывал вернуться и разделить судьбу своего центуриона. Наверное, стыд взял бы верх, когда бы не строгий приказ Макрона и ответственность за остатки шестой центурии, лежавшая теперь на его плечах. Когда позади стихли звуки схватки, Катон приказал солдатам остановиться и перешел вперед, чтобы возглавить их, ибо не слишком-то полагался на способность головного легионера ориентироваться по луне и по звездам. Чтобы отряд вышел к реке, а не заплутал в болотах, он должен был вести его сам.

Определив приблизительно, где они есть, и все так же не слыша за спиной никаких звуков, оптион дал команду «За мной!» и повел бойцов по тропе быстрым шагом. Бежать, учитывая плохую видимость, множество ям, кочек и выпирающих из почвы корней, было, во-первых, опасно, а во-вторых, куда более разумным представлялось двигаться в том темпе, который люди могут поддерживать достаточно долгое время. Топоча ногами и лязгая металлом, легионеры продвигались по залитой бледным светом луны тропе, которая, как с облегчением отметил Катон, вскоре перестала петлять, сделалась шире и предельно спрямилась. Из чего следовало, что проложена она человеком и, значит, должна куда-нибудь привести.

Отдаленный крик позади них показал, что бритты пустились в погоню. Катон прибавил шагу, но часто оглядывался, чтобы удостовериться, что его люди не отстают. В какой-то момент ему показалось, будто впереди слышится то, что ему так хотелось услышать, — плеск движущейся воды. Юноша напряг слух и понял, что не ошибся.

— Парни, река! — крикнул запыхавшийся оптион, стараясь набрать в грудь побольше воздуху, чтобы его смогли услышать. — Мы добрались до реки!

Тропа слегка изогнулась и наконец вышла к Тамесису, величаво несущей свои серебрящиеся в лунном свете воды в сторону моря. Однако ближе к берегу она резко оборвалась, и Катон ощутил под ногами засасывающую, вязкую грязь.

— Стой! Стой! — выкрикнул он. — Оставаться на тропе!

Пока запыхавшаяся центурия ждала, оптион пробовал почву мечом. Клинок погружался в нее, почти не встречая сопротивления, а между тем крики преследователей приближались. Катон в ужасе поднял голову.

— Что будем делать, оптион? — крикнул кто-то из легионеров.

— В воду и вплавь! — предложил кто-то.

— Нет! — решительно возразил Катон. — Далеко мы не уплывем. Это не выход!

Правда, никакого выхода у них, похоже, вообще не имелось. В какой-то миг молодой оптион был близок к панике, но из этого состояния его вывели новые крики бриттов, донесшиеся не с тропы, а от реки. Один из варваров, стоя почти у самой воды, указывал в сторону римлян копьем. Еще двое, прошлепав по грязи, присоединились к нему. А позади них, всего-то шагах в пятидесяти, Катон разглядел очертания вытащенных на берег суденышек.

— Лодки! — закричал он. — Там лодки! Скорее туда!

Но поспешать туда оказалось очень непросто — ноги по лодыжки проваливались в жидкую грязь, и вытаскивать их приходилось с трудом. Вся центурия, кряхтя от напряжения, хлюпала по вязкому берегу за своим оптионом к сулящим спасение посудинам. Римляне еле ползли по топи, трое же бриттов по их приближении подняли страшный шум, видимо призывая кого-то на помощь. Быстро оглянувшись, Катон увидел на тропе красное свечение факела и потащился дальше, хотя каждый шаг по грязи давался ему со все большей натугой.

Потом сзади донесся торжествующий вопль — преследователи добрались до конца тропы и увидели, что их враги застряли в прибрежной жиже. Ни секунды не колеблясь, бритты ринулись вслед за ними, первым двигался человек с факелом. Мерцающее красное свечение отражалось от маслянистой поверхности грязи, длинные тени римлян и бриттов плясали. Катон во всю глотку подбадривал своих людей и призывал их прикрывать тыл щитами на случай, если у варваров имеются дротики.

Ближе к троим охранявшим лодки бриттам слой грязи стал тоньше, и под ним уже ощущалась более твердая почва. Стараясь не поскользнуться, Катон двинулся к ближайшему из дикарей — бедно одетому старику, без доспехов, вооруженному всего лишь охотничьим копьем. Держа свое оружие двумя руками и вложив в удар весь своей вес, бритт сделал выпад, деля римлянину в живот, но тот отбил острие копья в сторону. Инерция выпада увлекла бритта за собой, и он, потеряв равновесие, подставил спину мечу неприятеля. Когда старик со стоном рухнул ничком в грязь, Катон устремился к двум другим караульным, и они оба, будучи еще совсем мальчишками, бросили охраняемые ими лодки, повернулись и пустились наутек, явно устрашенные жутким оскалом на лице заляпанного грязью долговязого римлянина, жаждавшего их зарубить. Они скрылись в ночи, и Катон наконец смог рассмотреть суденышки. Это были легкие скорлупки из кожи, натянутой на деревянный каркас, каждая могла вместить трех-четырех человек. Они выглядели непрочными и ненадежными, но у шестой центурии не было иного шанса спастись.