Орел-завоеватель

Пока легионеры выполняли эту не слишком приятную задачу, Макрон, выставив часовых на каждом краю прогалины, выбрал местечко, не заляпанное кровью, и сел, радуясь хоть какому-то облегчению, после чего отстегнул ремешок шлема и попытался пригладить насквозь пропотевшие, спутанные волосы.

Оптион уставился на тела бриттов.

— Что, впечатляющая компания?

Катон кивнул. Эти рослые, мускулистые, крепкие малые явно не были простыми туземцами, призванными на войну. Дорогая одежда, украшения, оружие и снаряжение указывали на их особый статус.

— Телохранители какого-нибудь вождя?

— Сдается, что так, — согласился Макрон. — А судя по явному неравенству потерь, бойцы они отменные. Надеюсь, их отряд не очень велик.

Катон бросил взгляд на окружавшую прогалину непроницаемую стену зарослей и поежился.

— Думаешь, они все еще неподалеку?

— Я центурион, парень, а не хренов прорицатель! — рявкнул Макрон и тут же пожалел о своей неоправданной резкости. Молодой оптион всего лишь озвучил общие опасения, но жара, духота, усталость, необходимость продираться сквозь колючий кустарник и полное неведение относительно местоположения остальных центурий Второго довели его до крайнего раздражения.

— Не беспокойся, — проворчал он уже более мягким тоном, — если они и рядом, то наших в окрестностях всяко больше, чем варваров.

Катон кивнул, но это его не успокоило: в условиях крайней разрозненности и отсутствия общего управления знание местности имело большее значение, чем численное превосходство. Мысль о том, что крупный отряд отборных британских воинов рыщет в зарослях и охотится на изолированные друг от друга подразделения, римлян пугала, и он, хотя и стыдился своего страха, ничего не мог с этим поделать.

Усугубляло дело и приближение темноты: одна мысль о возможности застрять на ночь в этих диких дебрях повергали в ужас. Между тем солнце уже ушло за скрытый густой листвой горизонт, и подсвеченный им небосклон, на фоне которого метались темные сгустки охотившихся за насекомыми ласточек, приобрел оттенок расплавленной бронзы. Насекомых, в свою очередь, манили кровь и разлагающаяся плоть, чего в этот день болото предлагало им более чем достаточно.

Катон шлепнул себя по щеке, чтобы отогнать кровососа, но попал рукой по прикрывающей щеку пластине шлема и выругался:

— Дерьмо!

— Приятно видеть, что эти поганые паразиты сосут кровушку и у молодежи, а не только у заслуженных ветеранов, — усмехнулся Макрон, разгоняя перед лицом облачко мошкары. — Думаю, ты был бы рад хоть сейчас полезть в реку, лишь бы от них отделаться.

— Так точно, командир! — прочувствованно ответил Катон, которому и вправду больше всего на свете хотелось бы сбросить натиравшие обожженную кожу громоздкие доспехи и погрузиться в струящуюся прохладную воду. Образ, представившийся ему, был настолько заманчив, что на какой-то момент Катон потерял связь с реальностью. Но тем печальнее было возвращение к ней.

— Может, нам стоит попробовать добраться до реки, командир?

Макрон потер глаза ладонями, мысленно рассматривая возможные варианты действий. Перспектива провести ночь на прогалине, среди трупов, вокруг которых еще витают духи убитых, внушала отвращение и страх. Река, по всем расчетам, должна была находиться не так уж и далеко, но вокруг топи, и двигаться через них в темноте узкими, неверными тропками очень опасно. И тут неожиданно его осенило.

— А что, Катон, ночь нынче будет лунная?

— Так точно, командир.

— Вот и хорошо. Тогда мы отдохнем здесь, пока луна не поднимется достаточно, чтобы осветить нам дорогу. Рискнем двинуться дальше этой тропой: хоть она и вихляет, но вроде бы идет в нужном направлении. Назначь два караула и скажи остальным парням, чтобы ложились и попробовали поспать.

— Есть, командир.

Отсалютовав, оптион отправился выполнять приказ, а по возвращении обнаружил, что центурион лежит на спине, закрыв глаза и издавая могучие храпы человека, спящего крепким, здоровым сном. Дружелюбно улыбнувшись, Катон присел рядом, снял шлем и, положив его возле щита и копья, некоторое время смотрел, как тускнеет край закатного неба, делаясь попеременно оранжевым, красным, фиолетовым и наконец совсем черным.

Потом, произведя смену часовых, он тоже улегся, надеясь, что усталость сморит и его. Но боль в боку, безжалостный звон мошкары, раскатистый храп центуриона и боязнь, что из тьмы вот-вот выскочат товарищи погибших бриттов, гнали сон прочь. В результате Катон лежал, мучаясь от боли и зуда и мысленно костеря себя за неспособность с толком воспользоваться отпущенным для отдыха временем. Задолго до того, как среди редких облаков появилась луна, раздававшийся по соседству храп уже пронял Катона настолько, что он практически был готов придушить своего командира.

ГЛАВА 22

— Оптион! — послышался шепот.

Катон мгновенно открыл глаза и увидел маячившую на фоне усеянного звездами ночного неба темную фигуру. Чья-то рука встряхнула его за покрытое волдырями плечо, и он едва не взвыл от боли, но вовремя успел закусить губу. Мгновение, и сна как не бывало.

— В чем дело? — спросил Катон тоже шепотом. — Что случилось?