Орел в небе

– Должно быть, он страшно пострадал. – Гнев Дебры сменила тревога. – Как он, Элла? Что случилось? Сейчас он здоров?

Элла молчала, и Дебра подошла ближе.

– Ну?

– Самолет Дэвида загорелся, и у него сильно обгорела голова. Теперь он здоров. Ожоги зажили... но...

Элла смолкла, и Дебра ощупью нашла ее руку.

– Продолжай, Элла! Но?..

– Дэвид больше не самый прекрасный мужчина из всех, кого я видела.

– Не понимаю.

– Ушли быстрота, жизнелюбие... Любой женщине трудно будет рядом с ним... тем более любить его.

Дебра внимательно слушала, ее лицо было сосредоточенным, глаза смотрели в одну точку.

– Он очень чувствителен к своей новой внешности. Мне кажется, он ищет место, где мог бы спрятаться. Говорит о полетах, как о спасении, о бегстве. Он знает, что теперь он один, отрезан от всего мира своей маской...

Взгляд Дебры затуманился.

Элла заговорила мягче.

– Есть человек, который никогда не увидит его маску. – Она прижала к себе девушку. – Человек, который помнит его только таким, каким он был.

Дебра крепче сжала руку Эллы и улыбнулась.

– Он нуждается в тебе, Дебра, – негромко сказала Элла. – Ты – все, что у него осталось. Может быть, ты передумаешь?

– Привези его ко мне, Элла. – Голос Дебры дрожал. – Привези как можно скорее.

* * *

Дэвид поднимался по длинной лестнице к студии Эллы. Светило яркое солнце, на Дэвиде были легкие сандалии, шелковые брюки бронзового цвета и рубашка с короткими рукавами и V-образным вырезом. Руки у него были бледные, темные волосы на груди резко контрастировали с желтоватой кожей, голову прикрывала широкополая белая соломенная шляпа, она защищала шрамы от солнца и бросала тень на лицо.

Он остановился, внезапно покрывшись испариной, начиная задыхаться. Он презирал слабость своего тела и дрожь в ногах. Терраса была пуста. Он пересек ее и вошел.

Элла Кадеш, сидевшая на самаркандском ковре посреди мощеного пола, представляла собой поразительное зрелище. На ней было узкое бикини, вышитое розами; костюм почти полностью скрывали могучие волны плоти, набегавшей с живота и груди. Элла сидела в позе лотоса, и ее мощные ноги были перевиты, как кольца питона. Руки она держала перед собой, прижав ладонь к ладони, глаза были закрыты в медитации; на голове – квадратный рыжий парик, как у судьи.

Дэвид остановился в дверях и захохотал. Сначала у него вырвался легкий визгливый смешок, но потом он рассмеялся по-настоящему, приступы смеха сотрясали его беспомощное тело. Это был катарсис, очищение от страданий, момент возвращения к жизни. Дэвид вновь обрел силы принять вызов, брошенный судьбой.

Элла, должно быть, все поняла, поэтому даже не шелохнулась и сидела на цветастом ковре, как жизнерадостный Будда, прикрыв один маленький глаз. Эффект получился еще более комический, а Дэвид без сил рухнул в кресло.

– Твоя душа – пустыня, Дэвид Морган, – заявила Элла. – Ты не способен оценить красоту, всю прелесть, например, кучи навоза... – Но продолжить она не смогла, потому что сама рассмеялась, поза лотоса была забыта, растаяла, как желе в жаркий день; Элла ответила хохотом на хохот. – Я застряла, – сказала она наконец. – Помоги мне, Дэвид. Ты осел.

Он наклонился к ней, пытаясь расплести ей ноги. Наконец они с легким хрустом и хлопающими звуками разъединились, и Элла со стоном упала лицом вниз на ковер, продолжая смеяться.

– Убирайся отсюда, – простонала она. – Дай спокойно умереть. Иди к своей женщине, она там, на причале.

Она смотрела, как он быстро уходит, потом с трудом поднялась и направилась к двери. Перестала смеяться и сказала:

– Мои бедные маленькие покалеченные котята... правильно ли я поступила? – Тень сомнения упала на ее лицо, потом рассеялась. – Ну, сейчас уже поздно об этом беспокоиться, Кадеш, суетливая старуха. Нужно было думать об этом раньше.

* * *

На причале лежали пестрое купальное полотенце, пляжный костюм и транзистор. Оглушительно гремел тяжелый рок. Далеко в заливе в одиночестве плыла Дебра, делая мощные гребки. Ее загорелые руки влажно блестели на солнце, вода пенилась под ударами ног.

Она остановилась. Купальная шапочка у нее была белая, и Дэвид заметил, что Дебра прислушалась к звуку радио и снова поплыла, прямо к причалу.

Она вышла из воды, сняла шапочку и встряхнула волосами. Тело у нее было загорелое, покрытое каплями, мышцы твердые; она уверенно поднялась на причал и взяла полотенце.

Дебра вытиралась, а Дэвид стоял рядом и напряженно смотрел; казалось, он пожирает ее глазами, старается за минуту вместить то, чего ему так не хватало месяцами. Он так ясно представлял ее себе, однако так много позабыл. Волосы у нее мягче и пышнее, чем он помнил. Изменились пластичность и блеск кожи – та теперь была темнее, чем раньше, почти цвета ее волос: должно быть, она ежедневно много часов проводила на солнце.

Вдруг Дебра непринужденно сбросила полотенце, расстегнула купальник и рукой поправила тяжелую грудь. Дэвид так сильно нуждался в ней, что не сумел сдержаться. Он переступил с ноги на ногу, и под его подошвой скрипнул гравий.