Орел нападает. Орел и Волки

– Стать перебежчиком? – Тинкоммий дугой выгнул брови. – Но я никуда не перебегал, центурион. Я всегда был на стороне тех, кто ненавидит все римское, и очень долго ждал этого часа. Упорно, чем мог, приближал его наступление. И вот он настал: вы сдадите мне Каллеву и я по праву займу принадлежащий мне трон.

Макрон уставился на молодого знатного бритта, потом с хриплым смешком обратился к Катону:

– Он что, шутит?

– Нет, не шутит.

Катон чувствовал себя так ужасно, как только может чувствовать себя человек, обманутый в своих лучших чаяниях. Ему внезапно открылось, каким непроходимым дурнем он был. В свете горевших наверху факелов юноша посмотрел кельту в глаза.

– И ты таил все это в себе, пока мы вместе формировали когорты, а потом бились с налетчиками?

– Дольше. Гораздо дольше, римлянин.

– Но… почему?

– Почему? – фыркнул Макрон. – Нашел что спросить! Этому парнишке охота поцарствовать. Но вся проблема в том, что у твоего племени уже есть царь, а, предатель?

– Сейчас еще это, может, и так, – пожал плечами Тинкоммий. – Но долго Верика не протянет. После него царем стану я. И подыму свой народ на борьбу с вами плечом к плечу с Каратаком.

– Ты сумасшедший, – покачал головой Макрон. – Как только командующий услышит об этом, атребатов размелют в муку.

– Боюсь, ты недооцениваешь всю тяжесть вашего положения, Макрон. Через наши владения пролегают пути снабжения ваших войск, и, чтобы подрезать поджилки вашим доблестным легионам, нам потребуется всего несколько дней. Уверяю тебя, вам еще повезет, если вы сможете унести с нашего острова ноги. Не так ли, Катон?

Катон не ответил. Стратегическая ситуация вроде бы складывалась именно так, как обрисовал ее принц. Здесь, в Каллеве, умонастроения горожан постепенно охватывала неприязнь к царю Верике и к римлянам, с которыми он был прочно связан, а значит, Тинкоммий мог рассчитывать на достаточно широкую поддержку своего призыва выступить против Рима. Прав он был и в оценке возможного результата такого восстания. Короче, сейчас, как никогда, судьба кампании по захвату Британии балансировала на опасной грани.

Неожиданно его поразила другая страшная мысль.

– Верика… Это ты напал на него?

– Конечно, а кто же еще? – спокойно ответил Тинкоммий, знавший, что никто, кроме двух центурионов, его не слышит. – Его требовалось убрать с дороги. На что было, кстати, не так-то просто решиться. Ведь он, в конце концов, мой близкий родич.

– Хочешь нас растрогать?

– Но он должен был умереть во благо всех островных кельтских племен. Что значит смерть одного человека в сравнении с освобождением целых народов?

– Ага, значит, принять решение было не так уж и трудно? – тихо спросил Катон, в то время как внутри его нарастал ужас понимания своей самой главной ошибки. Насчет Артакса. – И ты бы убил его… если бы не Артакс.

– Да. Бедный Артакс… не будем забывать и бедного Бедриака. Общая беда моих соплеменников в том, что принципов у них куда больше, чем мозгов. Я пытался открыть Артаксу глаза, втолковывал исподволь, в чем заключаются его истинные интересы, но он мне не внял. И встал у меня на пути как раз тогда, когда я был готов прикончить старого дуралея. С ног меня сбил. Я ничего не мог с ним поделать. Царя он забрал от греха подальше, но тут появился Катон. – Тинкоммий рассмеялся. – Право же, мне боязно было поверить в свою удачу, когда он помчался вслед за Артаксом. И уж конечно, мне следовало удостовериться, что тот умрет раньше, чем успеет хоть что-то сболтнуть. – Племянник Верики опять рассмеялся и обратился к Макрону: – А если бы не твое неуместное появление, я бы убил и царя, и твоего глубоко уважаемого мной друга.

– Ах ты, хренов выродок…

Макрон схватился за рукоять меча, но Катон придержал его руку, не позволяя вынуть оружие.

– Уймись, Макрон! – резко вымолвил он, сердито глядя ветерану в глаза. – Остынь. Сначала нам нужно выслушать его, узнать, что он предлагает.

– Вот это правильно, центурион. – Тинкоммий взглянул на Макрона и усмехнулся. – Лучше попридержи-ка свой нрав, если хочешь жить. А не то сильно навредишь и себе, и своим людям.

В какой-то момент Катон испугался, что сейчас римский воитель взорвется и не успокоится, пока не порвет оскорбителя на куски, однако Макрон, хотя ноздри его раздувались, сделал глубокий вздох и кивнул:

– Хорошо… Ладно, говори.

– Очень любезно с твоей стороны. Так вот, я хочу, чтобы вы и все ваши люди покинули Каллеву и воссоединились со Вторым легионом. Оружие можете взять с собой, я гарантирую вам безопасный проход… до римских позиций.

– А какова цена твоему вонючему слову, ты, кучка дерьма? – презрительно фыркнул Макрон.

– Тише! – вмешался Катон. – А с чего бы нам уходить?

– Да с того, что с горсткой легионеров и жалкими остатками двух когорт вам все равно не под силу оборонять эти стены. Если вы решите сопротивляться, то все умрете, и многие жители Каллевы умрут вместе с вами. Я даю вам возможность всего этого избежать. Спасти и себя, и немалое число прочего люда. Выбирайте же: жизнь или смерть?

– А что произойдет после нашего ухода? – спросил Катон.