Орел нападает. Орел и Волки

Квинтилл прошел к стойке с охотничьими копьями, взял одно и бросил Макрону. Катон в испуге едва не зажмурился, но Макрон легко поймал оружие на лету, подбросил и перехватил поудобней. Где-то локтях в тридцати от него были расставлены грубо сплетенные подобия человеческих фигур. Макрон присмотрелся к ним из-под левой ладони, отвел правую руку назад и метнул копье в центральное чучело. Копье по низкой дуге пронеслось над площадкой и поразило мишень на уровне бедер. Макрон, стараясь сдержать довольство, повернулся к трибуну.

– Неплохо, центурион. А как ты, Катон? Ну-ка попробуй!

Катон неловко, обеими руками поймал брошенное ему копье.

– Постарайся не выглядеть слишком уж неуклюжим перед бриттами! – прошипел Макрон.

– Виноват.

Катон взвесил копье в руке, пригляделся к уже пораженной мишени, глубоко вдохнул, до предела отвел руку за голову и совершил бросок. Копье взвилось в воздух, пролетело над самым чучелом, но не задело его и вошло в землю. Трибун Квинтилл хмыкнул, воины Верики рассмеялись, Катон покраснел.

– Может быть, ты, командир, покажешь, как это делается? – спросил Макрон, обращаясь к Квинтиллу.

– Конечно! Почему бы и нет?

Трибун выбрал одно из копий, прицелился в ту же мишень и метнул оружие. Сила его могучих мышц послала копье почти по прямой, и оно глубоко вонзилось прямо сердце плетеной фигуры.

– Славный бросок! – восхищенно воскликнул Катон.

Царские стражи тоже обменялись одобрительными репликами.

– Ну что, видел? – обернулся Квинтилл к Макрону. – Всего лишь немного практики.

– Думаю, как раз практиковался ты много.

– Вовсе нет. – Трибун поджал губы. – Важен прием. И это относится к любому виду оружия.

– Неужели? – невозмутимо отозвался Макрон.

– Именно так.

– Существует разница между копьем и мечом. Так же как между поражением учебного чучела и живого врага, командир. Очень большая разница.

– Чепуха! Все дело в технике, центурион.

– Нет, командир, все дело в опыте.

– Понятно. – Трибун Квинтилл скрестил руки и оценивающе оглядел Макрона. – Может, проведем испытание?

– Ты хочешь сразиться со мной, командир? – улыбнулся Макрон.

– Сразиться? Нет, я имею в виду просто тренировочный поединок. Возможность продемонстрировать мастерство, показать, кто чего стоит.

– Прошу прощения, командир, – деликатно вмешался Катон, – но мне кажется, это не послужит укреплению авторитета империи, если римские командиры вдруг начнут выяснять отношения с мечами в руках, да еще на глазах у местных жителей.

– Как я сказал, речь идет не о выяснении отношений, а об учебном поединке. Ну так как, центурион Макрон?

Макрон медлил с ответом, и от Катона не укрылось, как сжались вдруг его челюсти. На сердце у молодого центуриона потяжелело, ибо он счел, что рассерженный ветеран закусил удила и уже не способен отклонить вызов самонадеянного трибуна. Однако Макрон сумел удивить его.

– Мне это не с руки, командир.

– Да ну? Не веришь в свои силы, приятель?

– Нет, не в том дело. Ясно, что ты годами оттачивал мастерство под руководством лучших наставников в Риме, а у меня такой возможности не имелось. Я владею мечом, командир, лишь в той мере, в какой это необходимо для битвы: усвоил главное, а в остальном полагаюсь на голову и на руки. Вряд ли я смог бы сейчас тебя чем-то пронять. Но ежели б нам довелось повстречаться в бою, наши шансы тут же бы поменялись.

– Ты так думаешь?

– Я это знаю.

– Слова меня не убеждают. Будем драться, центурион?

– Это приказ, командир?

Квинтилл открыл было рот для утвердительного ответа, но замялся, задумался и покачал головой:

– Наверное, нет. Это было бы слишком.

– Что-нибудь еще, командир?

– Просто следите, чтобы завтра все шло как надо. Никаких оплошностей, помните это оба. И держитесь от меня на почтительном расстоянии. Ясно?

– Так точно, командир!

– Свободны.

Когда оба центуриона снова шли через зал, Катон повернулся к Макрону:

– Знаешь, мне на какой-то момент показалось, что ты собираешься его проучить. В смысле, схватиться с ним.

– Так и было. Но разумный человек должен сам выбирать, с кем, когда и как ему драться. Он это знает, я тоже. Так какого рожна нам с ним сейчас выяснять?

– Никакого, – с удовлетворением кивнул Катон.

Он был доволен. В кои-то веки в Макроне над твердолобостью возобладал здравый смысл. Более того, неожиданное хладнокровие, выказанное ветераном, вдруг аккуратно оттенило и выдвинуло на передний план неумеренную чванливость трибуна.

– Мы с честью вышли из ситуации?

– Да я таких говнюков на завтрак ем.

– И что, каша вкуснее становится?

Макрон взглянул на юнца и вдруг в голос заржал, да так, что одна из спящих собак вскинулась, навострила уши и рванулась к центурионам. Псарь поднял голову, одарил римлян угрюмым взглядом и отвесил псине пинок.

Ветеран хлопнул приятеля по спине:

– Ну ты и шутник, сынок!

В большом дворе все еще шла подготовка к охоте, слуги, нагруженные всякой всячиной, продолжали бегать туда-сюда, порой скапливаясь возле повозок, и двое пробивавшихся к воротам римлян опять было потерялись в их суетливой толпе, но тут Катон услышал, что его окликают.