Орел нападает. Орел и Волки

– Может, и так, но теперь я говорю как самый преданный твой слуга, государь. Даю тебе в том мое слово.

– О, это успокаивает, – пробормотал Артакс.

– Хорошо, – кивнул Верика. – Но при всем почтении к твоему слову, Мендак, мне ведомо, что многие из самых верных наших приверженцев смутно представляют себе суть и причины нашего союза с Римом, не говоря уж о простых наших подданных, заполняющих улицы Каллевы. Я стар, но не глуп. Я знаю, о чем шепчутся люди. Знаю, что есть родовитые атребаты, которые хотят свергнуть меня. Было бы странно, если бы их у нас не было, и я боюсь, что попытки осуществить эти замыслы вот-вот состоятся. Кто скажет, сколько наших воинов примкнет к этим заговорщикам? И обезопасит ли мое положение договор с Каратаком? Я лично в том сомневаюсь.

Мендак хотел было что-то сказать, но здравый смысл взял в нем верх над льстивостью. Он закрыл рот с максимальным достоинством, какое только сумел в себе наскрести, выпутываясь из досадной неловкости, и пожал плечами.

– Я думаю, благородные вожди, – продолжил царь, – беседа с вами для меня прояснила, какого именно направления мне следует придерживаться в дальнейшем. Теперь сделалось очевидным, что, при всех прочих сложностях, интересам нашей страны лучше послужит сохранение связей с Римом. Значит, в настоящее время мы продолжим в полной мере поддерживать римского императора и его легионы.

– А как быть с теми людьми, которым этот союз не по нраву? – осведомился Тинкоммий.

– Пришло время показать, во что может им обойтись противодействие моей воле.

– Но зачем это нужно, государь? Их ведь, несомненно, ничтожное меньшинство. Настолько ничтожное, что оно просто не заслуживает внимания.

– Умный властитель не вправе игнорировать никаких противников, сколь бы слабыми они ни казались! – отчеканил Верика. – Мне пришлось убедиться в этом на собственном опыте, и я не повторяю ошибок. Нет, решение принято, и теперь я не потерплю ни малейшего прекословия. Прощение моим противникам на хороших условиях уже было предложено, и, если я позволю тем, кто не желает смириться, и дальше мутить у нас воду, это воспримут как слабость. Кроме того, необходимо показать командующему всех римских сил, насколько неколебимо верны ему атребаты, и дать понять моему народу, что ожидает тех, кто решается бросить мне вызов.

– И как же ты это сделаешь, государь? – спросил Тинкоммий. – Каким образом?

– Сегодня ночью, по завершении пира, будет устроено маленькое представление. Мне пришла в голову интересная мысль. Заверяю вас, что после ее осуществления любому, даже очень храброму человеку понадобится вся его смелость, чтобы не прийти в ужас от одной лишь тени сомнения в правоте моих действий.

Глава 14

– О чем задумался?

– Сам не знаю, – пробормотал Катон, подняв глаза от испещренного исправлениями черновика донесения.

Сей документ, назначенный для легата с отсылкой копии генералу Плавту, надиктовывал сам Макрон, и, судя по количеству вычеркнутых фраз и других пометок, писцу пришлось нелегко. Катону оставалось лишь пожалеть, что товарищ его не сдержался и устроил-таки основательную попойку еще до того, как принялся составлять доклад. Только теперь, когда солнце уже заходило, а они оба сидели за освещенным тусклым светом масляных ламп деревянным столом в опустевшей штабной канцелярии, туман в голове юноши стал слегка рассеиваться. Во всяком случае, настолько, чтобы позволить проверить написанное. Засаду Макрон описал весьма лаконично, но факты были красноречивее слов, и Катон решил, что и Плавт, и Веспасиан, прочтя такую депешу, наверняка останутся ею довольны. Его беспокоила лишь последняя ее часть.

– Тут я кое в чем не уверен.

– Где это?

– Вот здесь, в конце, где ты сообщаешь о ситуации в Каллеве.

– А что там не так?

– Ну, – помолчал Катон, обдумывая, что сказать, – я полагаю, что ситуация малость сложнее, чем ты ее обрисовываешь начальству.

– Сложнее? – нахмурился Макрон. – И что в ней сложного, позволь узнать? Мы тепло встречены горожанами, а Верика купается в лучах славы, завоеванной его бойцами под нашим непосредственным руководством. Конечно, все могло бы пройти и получше. Но наши союзники нами довольны, мы задали врагу хорошую трепку, и из римлян не пострадал ни один человек.

– Судя по тому, что я сегодня видел, нам не стоит так уж рассчитывать на симпатии всех атребатов, – покачал головой Катон.

– Несколько кислых физиономий и та плаксивая старая ведьма, о которой ты мне рассказал? Вряд ли это все пахнет бунтом.

– Вряд ли, – неохотно признал Катон. – Но стоит ли нам приукрашивать обстановку? У Плавта может сложиться о ней неверное представление.

– Вот именно, стоит ли отвлекать внимание командующего на всякую ерунду вроде россказней о разрозненных горстках вечно всем недовольного сброда, в то время как он сосредоточен на стратегических планах, пытаясь переиграть Каратака? И вообще, Катон, ты пойми, что все армейские донесения традиционно грешат избыточным оптимизмом.

– По мне, так лучше бы они грешили избыточным реализмом, – буркнул Катон.