Орел нападает. Орел и Волки

Макрон настороженно склонил голову набок. Конный разведчик, выскочивший из-за холма, галопом несся по дороге, припадая всей грудью к вихрящейся гриве скакуна. Когда он приблизился, наблюдатели быстро сбежали к нему вниз по склону, а кельт, в свою очередь, осадил коня и торопливо, не успев отдышаться, заговорил на своем языке. Когда разведчик умолк, Тинкоммий задал ему короткий вопрос, а потом жестом направил его к лесной чаще. Кельт спешился, повел коня в поводу вверх по склону и скрылся из виду.

– Ну и?.. – спросил Макрон.

– Они в двух милях отсюда, движутся одной колонной, пара всадников скачет в двух сотнях шагов впереди основных сил. Их и впрямь около пяти сотен.

– Катон, тебе надо убрать этих всадников, прежде чем они поднимут тревогу.

– Это будет непросто.

– Давайте я займусь ими.

Тинкоммий погладил рукоятку кинжала.

– Ты? – спросил Катон. – Почему?

– За все страдания моего племени я хочу нанести первый удар.

– Нет, – покачал головой Макрон. – У тебя мало опыта. Ты их можешь спугнуть. Кроме того, ты мне нужен как переводчик.

Тинкоммий опустил глаза и пожал плечами:

– Как скажешь, командир.

– А сейчас, Катон, – похлопал Макрон юношу по плечу, – отправляйся к своим атребатам. Ты знаешь, что делать. Просто старайся прижать этих молодчиков к речке, а я сделаю это со своей стороны. Пока.

Катон улыбнулся, повернулся и побежал к броду, в то время как его товарищи стали поспешно взбираться на холм. Бок юноши ныл, боль в нем с тренировками обострилась, а недавний выматывающий марш-бросок наперерез собравшимся на разбой дуротригам лишь усилил ее.

Катон с плеском прошлепал по мелководью, перешел реку и выбрался на другой берег, а затем взбежал, оставляя за собой мокрый след, по дороге к низкой холмистой гряде, что тянулась вдоль берега в обе стороны, повторяя изгибы привольно струящегося потока. За грядой на покатом спуске, покрытом густой высокой травой, согласно приказу уже построились атребаты.

– Ложись! – крикнул Катон по-кельтски, и атребаты послушно исчезли в траве.

– Бедриак! Ко мне!

Из травы высунулась оскаленная волчья морда, а следом появилась и ухмыляющаяся физиономия Бедриака. Охотник рысцой припустил к командиру, и тот велел ему следовать за собой, а сам, пригибаясь, вернулся к вершине кряжа. Наверху молодой римлянин залег близ дороги, кельт распластался возле, бережно уложив рядом штандарт. Катон расстегнул пряжку под подбородком и поставил на землю свой увенчанный гребнем шлем, а потом, опершись на локти, взял под пристальное наблюдение самый дальний участок дороги по ту сторону брода. Скользнули его глаза и по лесной чаще, в глубине которой таилась когорта Макрона, но Вепри ничем себя не выдавали. Ничто там не двигалось и не должно было насторожить приближавшихся дуротригов.

Солнце понемногу снижалось и уже даже придало траве, которую шевелил ветерок, легкий оранжевый отблеск, но времени до заката хватало. У засадных когорт оставались все шансы разгромить неприятеля еще до того, как землю накроет спасительный для него мрак.

Прошло никак не меньше часа, однако в обозримых окрестностях так и не появилось ничего подозрительного, напоминающего разведывательный войсковой авангард. Все это время Бедриак лежал словно каменный: двигались только его беспрерывно обегающие округу зрачки, и Катон невольно проникся уважением к выдержке этого малого, которого он привык считать деревенщиной и недотепой. Потом юноша ощутил легкое прикосновение к своей руке и посмотрел на охотника. Тот еле заметным кивком указал на дорогу, но Катону пришлось основательно пошарить глазами по местности, прежде чем он сумел углядеть вдали две фигурки. Двое верховых бок о бок медленно выезжали из-за холма. Опасливо озираясь по сторонам, они направлялись к броду.

– Бедриак, – тихонько произнес Катон.

– Са?

Катон указал на разведчиков и провел пальцем по горлу, а потом тем же пальцем ткнул себе за спину, туда, где дорога, перевалив через гребень, шла круто на спуск. Бедриак ухмыльнулся, обнажив редкие зубы, кивнул и бесшумно переместился пониже, скользнув за большой пук высокой колючей травы, росшей у самой дорожной обочины. Там он снова замер.