Всплеск замешательства возымел именно тот эффект, на какой юноша и рассчитывал: все его парни прорвались за частокол раньше, чем к обитателям этого обособленного поселения вернулась способность что-либо понимать. Когда же, похватав копья, жрецы принялись отражать выпады невесть откуда взявшихся и невесть кем являвшихся наглецов, Катон, не обращая внимания на лязг и стук оружия, поспешил к клетке, но тут из находившейся на его пути хижины с копьем наперевес выскочил еще один жрец. Быстро оглядевшись и смекнув, что к чему, друид кинулся к маленькому узилищу.
Его намерения не оставляли сомнений, и Катон, стиснув от напряжения зубы, рванулся вперед. Однако друид в два-три прыжка почти достиг цели. Стало ясно: его не перехватить. Жрец, вскинув копье, уже делал замах, уже отводил за спину руку. В темноте за решеткой пронзительно закричали.
– Эй! – завопил во всю глотку Катон. До жреца оставалось еще шагов двадцать.
Друид оглянулся через плечо, и оптион в припадке ярости метнул в него меч, однако жрец сумел отбить вращающийся клинок концом своей пики. Катон только выбранился, не в силах остановиться. Друид нацелил наконечник копья ему в живот, но в последний момент римлянин, подлетая к врагу, извернулся. Сталь прошла мимо, а противники сшиблись и ударились о деревянные прутья.
Столкновение оглушило обоих. Пока Катон тряс головой, жрец опомнился и сомкнул стальные пальцы на его горле. Вцепившись в свой черед в каменные запястья, юноша тщетно тужился разжать хватку.
Друид, высоченный и широкоплечий, не давал римлянину вздохнуть, скаля в усмешке желтые зубы и явно намереваясь своими огромными ручищами выдавить из врага всю его жизнь.
У Катона потемнело в глазах. Он отчаянно молотил кулаками по могучей спине, не причиняя душителю никакого вреда.
Внезапно две тонкие руки просунулись сквозь прутья решетки, и длинные ногти располосовали друиду лицо, норовя впиться в глазницы. Тот непроизвольно отпрянул, инстинктивно вскинул ладони, и Катон, воспользовавшись моментом, нанес ему удар в челюсть. Голова друида откинулась, а следующий удар сбил его с ног.
Катон подхватил с земли меч, вонзил его жрецу в горло и, повернувшись к клетке, позвал:
– Госпожа Помпония!
Та прижалась к решетке лицом, но в ее взгляде сквозила растерянность: раскрашенный воин доверия ей не внушал.
– Я пришел за тобой. Мне надо открыть эту дверь. Отодвинься, пожалуйста, госпожа, чтобы тебя не задело.
– Я узнала тебя. Ты тот оптион из фургона?
– Да, это я. У нас мало времени, госпожа!
Жена Плавта попятилась и вжалась в глубину клетки, загораживая своим телом сына. Катон принялся рубить мечом веревки, крепившие дверную решетку к столбу, но получалось у него это неловко. Металл бил по дереву, из-под клинка летела щепа. Наконец веревки распались – он опустил меч и ногой отбросил решетку в сторону.
– Выходи, госпожа!
Она выкарабкалась наружу, таща за собой малыша, одна ручонка которого была замотана бурой от крови тряпицей. В глазах Аэлия застыл ужас, из его горла неслось слабое хныканье. Помпония еле двигалась после тесноты клетки: онемевшие ноги почти ей не повиновались.
Катон оглядел поселение черных жрецов.
Земля была усеяна мертвецами. По большей части то были облаченные в темные балахоны друиды, но пало также и около полудюжины римлян. Уцелевшие бойцы, многие окровавленные и пошатывающиеся, собирались вокруг Празутага.
– Сюда! – кивнул Катон, чуть ли не силой подталкивая Помпонию к своим соратникам. – Их не надо бояться. Они со мной.
– Никак не чаяла увидеть тебя снова, – произнесла с тихим изумлением римлянка.
– Я держу слово.
– Да, вижу, – подтвердила она со слабой улыбкой.
– Теперь нам осталось только добраться до наших, – заявил бодро Катон, сердце которого возбужденно и радостно колотилось. – Уходим.
Окрыленный успешным завершением миссии, он повернулся к воротам и замер. Там стоял рослый, облаченный в черное человек, сжимавший в руке сверкающий изогнутый серп. Верховный друид мигом оценил обстановку и, шагнув в сторону, прокричал что-то. Жрецы, толпившиеся за ним, зло сверкая глазами, тут же наставили на чужаков свои копья. Празутаг, не дожидаясь, когда его насадят на острие, проревел боевой клич и сам бросился на друидов. Катон с остальными не мешкая присоединились к нему. Помпония обхватила голову сына, уткнула лицо его себе в грудь и присела на корточки, не в силах смотреть на ужасы новой схватки.
Теперь друидов было примерно столько же, сколько и римлян, но их, во-первых, не застигли врасплох, а во-вторых, они уже успели прийти в себя после поражения возле главных ворот. В правильных битвах преимущество римского строя всегда было неоспоримым, но здесь разгорелась свободная схватка мечей против копий.
Понимая, что в тесноте ближнего боя длинные копья не очень-то эффективны, друиды орудовали их древками как боевыми дубинками, парируя и блокируя удары клинков.