Все знали, что ровно с того момента, как метательные машины прекратят обстрел частокола, на штурмовую когорту тут же обрушится яростный ливень стрел и камней. Кроме того, вынужденные взбегать по прихотливо развернутым пандусам пехотинцы неизбежно начнут подставлять вражеским лучникам с пращниками свои фланги. Но самый страшный шквал несущих гибель снарядов захлестнет атакующих во время штурма ворот. Без потерь тут не обойтись, а это значит, что, сокрушив ворота, захватчики ворвутся в крепость, распаленные яростью и дикой жаждой кровавого воздаяния. Регулярная армия в один миг могла стать разнузданной неуправляемой массой, и потому Веспасиан спешно провел совещание командиров, строго-настрого наказав им ни в коем случае не допускать повальной резни и по возможности брать больше пленных. Кому-то ведь надо обновлять его римский дом на холме Квиринал! Легат надеялся, что этот полушутливый, хотя и вполне основательный в своей сути резон сделает свое дело и удержит легионеров от порыва разить всех подряд, а заодно обережет и Катона, если тот со своими людьми подвернется своим же товарищам под горячую руку.
– Все готово, командир, – доложил трибун Плиний.
– Хорошо, – отозвался Веспасиан, ответив на салют, и оглянулся через плечо.
Линия восточного горизонта заметно посветлела. Легат повернулся обратно и воззрился на темные крепостные валы. Над частоколом возвышалось гигантское чучело. Коричневые тона сплетенного с ивняком тростника становились все более различимыми по мере того, как заря прогоняла однообразие серых теней. Боевые расчеты замерли около механизмов в ожидании уставного сигнала.
Веспасиану удалось собрать в одном месте более сотни вполне исправных стрелометов и катапульт, и сейчас все они могли разом выстрелить по единому неприметному мановению его пальца. Толстые дротики с тяжелыми стальными наконечниками уже лежали в желобах, наведенные на распределенные ранее цели, и командам лишь оставалось взвести тугие пружины. Наконец первые рассветные лучи заиграли на бронзовых шлемах воинов-дуротригов, выстроившихся за частоколом и взиравших оттуда на застывших под ними в холодном сумраке римлян. Затем свет медленно пополз вниз по склонам.
Веспасиан кивнул Плинию.
– Артиллерия! – проревел трибун, сложив ладони у рта. – К бою готовьсь!
Рассветный воздух наполнился щелканьем рычагов, скрипами тросов и деревянных рам, а также надсадным кряхтением налегавших на рукоятки людей. Наконец затихла последняя катапульта, и повисла напряженная тишина.
– Пли! – скомандовал старший трибун.
Командиры расчетов разом толкнули спускные рычаги, слаженно щелкнули туго натянутые тросы, и небо прочертило множество черных линий, устремившихся по дуге к частоколу. Как всегда в таких случаях, цели некоторые из них не достигли: одни врылись в склон, другие, наоборот, скрылись за валом. Но недолеты и перелеты считались в римской армии делом обычным. По ним расчеты имели возможность корректировать точность стрельбы. Однако большая часть команд обошлась без пристрелки, продемонстрировав с первого залпа недюжинную меткость. Веспасиану уже не раз доводилось дивиться сокрушительной мощи артиллерийских орудий, но даже он был сейчас поражен. Тяжелые дротики со стальными головками разбивали толстые бревна в щепу, в воздух фонтаном взмывали обломки, и очень скоро частокол обрел вид стариковского рта с редкими и расшатанными зубами.
Второй залп получился не таким дружным, как первый, поскольку более опытные и сноровистые расчеты выстрелили быстрей. Разнобой все усиливался, скоро щелканье механизмов слилось в сплошной дробный стук. Частокол был практически снесен с вала, и многим воинам-дуротригам, имевшим глупость укрываться за ним, выкрикивая оскорбления, пришлось за то поплатиться. На глазах у Веспасиана одному рослому, потрясавшему копьем варвару дротик угодил прямо в грудь, и тот просто-напросто улетел с ним. Другому воину стальной снаряд угодил в лицо с такой силой, что начисто оторвал тому голову. На миг его тело осталось стоять, потом рухнуло наземь.
Меньше чем через час фортификации возле главных ворот практически превратились в руины. Веспасиан подал знак старшему трибуну.
– Посылай Первую, Плиний.