Орел и Ворон

Осушив ведерко до последней капли (так же щедро облившись, как и мой соратник), я вернул тому ведро. Стрелец же начал набирать вновь, приговаривая про себя:

– Сейчас, родимые, сейчас попьете…

Спустя несколько минут напоены были и призывно ржущие лошади, почуявшие близость воды. Беднягам четвероногим, посменно несущим нас на себе, приходилось еще сложнее…

Наконец, вылив в траву остатки воды, недопитой кобылками, стрелец опустил ведро в колодец, после чего взлетел в седло и громогласно крикнул, обращаясь к держащимся поодаль старикам:

– По дороге к Ростову, в трех верстах пути от вас, висит на дереве черкас. Вы бы сняли его – не дай бог лисовчики налетят, заприметив убитого. Виноваты вы или нет – всех, кого успеют, пожгут да порубят!

Старики, однако, ничего не ответили, все так же настороженно косясь в нашу сторону, и Тимофей, раздраженно махнув рукой, пустил Уголька вперед.

– Слышь, Себастьян… Как доедем до князя и передадим благословение да дары старца, буду я тебя настоящей рубке учить!

Я удивленно хохотнул:

– Ничего себе предложение! Интересно, конечно, но мне ведь нужно будет учить рейтаров из ваших детей боярских. А ты видел, с кем мне приходится работать? Упрямые до жути, словно ослы!

Я страдальчески закатил глаза, а Орлов закатился громким смехом. Ну конечно, он же ведь видел мое последнее занятие с дворянами московитов.

– Ничего, по вечерам время найдется. Хотя бы пару-тройку раз скрестим клинки!

– Что же, это вполне осуществимо… Наверное.

Я усмехнулся, и товарищ мой ответил такой же понимающей улыбкой. При этом сердце мое вдруг предательски сжалось – пришло понимание того, что скоро наши с сотником пути разойдутся. Он вернется к своим стрельцам, я – к рейтарам. И предложение провести учебные схватки – ведь это, скорее всего, просто неуклюжая попытка сохранить зародившуюся в пути дружбу, не теряться в не таком уж и маленьком лагере Скопина-Шуйского после возвращения…

И я поймал себя на мысли, что да, я буду очень рад этим занятиям и времени, проведенному с другом. Стало даже немножко жаль, что после победы над ворами самозванца я покину Московию – край твердых и честных, иногда по-детски наивных, но столь искренних и открытых душой людей…

Но нет, все решено. После войны – только дорога домой и только Виктория.

Хотя ведь можно будет и вернуться – вместе с супругой…

– Ты действительно думаешь, что благословение старца поможет нам обрести победу?

Я озвучил вопрос, которым задавался еще в самом начале нашего пути, но который пришелся к месту только сейчас… А стрелец уверенно кивнув в ответ, твердо ответил:

– Я верю в это. Наш князь в это верит. Поверит и вся рать! И тогда, вступая в бой с литовцами и ляхами, никто не станет вспоминать о предавших нас наемниках или о плохом царе, за которого и кровь проливать нет нужды. Нет, все будут помнить лишь о благословении отмеченного Богом старца, а значит, и Божьем благословении!

Что-то такое я предполагал… Тем более что это благословение не просто поднимет боевой дух войска Скопина-Шуйского, но и привлечет на нашу сторону сомневающихся. Народ Московии очень религиозен, а значит, и слух о том, что солдат молодого и удачливого князя-воеводы благословил на бой с захватчиками прозорливый старец, станет решающим для колеблющихся.

Тех, кого не убедили воззвания игумена осажденной Троице-Сергиевой лавры…

Нам осталось лишь передать благословение, крест и просфору князю. Как говорят местные – дело осталось за малым…

Мы отъехали от оставшегося за спиной поселения уже версты на три. Возделываемые поля кончились, сменившись не очень густым перелеском и кустарником, подступающим к самой дороге.

– Хорошо хоть в тенек въехали. А то совсем дышать нечем было…

Сотник обтер рукавом рубахи взопревший лоб.

– Подписываюсь под каждым твоим словом, друг мой! Тень в такую жару – великое благо. Сам я давно уже скучаю по настоящему лесу, где даже сейчас было бы прохладно…

Неожиданно чувствительная Стрекоза вдруг привстала на дыбы и призывно заржала. Мгновенно посерьезневший Тимофей, бросив на мою кобылу мимолетный настороженный взгляд, потянулся к луку, покоящемуся в саадаке. А я привычно схватился за рукояти пистолей, заранее заведенных и покоящихся до поры в кобурах, уже заметив шагах в тридцати впереди, между кустарником, какое-то движение…

Выстрел!

Седое пороховое облако окутало место, где я только что наблюдал движение, а мушкетная пуля свистнула рядом со стрельцом. В ответ последний выпустил уже наложенную на тетиву стрелу, после чего резко рванул поводья влево, разворачивая коня:

– Засада!!! Уходим!!!

Повинуясь команде сотника, я также принялся разворачивать Стрекозу, но прежде разрядил в сторону прилегающих к дороге кустов оба пистоля. Я вновь успел заметить движение неизвестных врагов, и, кажется, после второго выстрела кто-то даже вскрикнул! Ну а кроме того, теперь и нас с Орлом окутала пороховая дымка, мешающая неприятелю целиться…

– Быстрее, немец, быстрее! В засаде нас порешают!!!