После недолгого отсутствия царские стражи вернулись, но не одни: каждая пара охранников вела скованного по рукам и ногам человека. Этих людей — всего их было восемь — оттеснили поближе к сидевшим за столами гостям и поставили как раз напротив охотничьих псов, еще не отдышавшихся после травли и свирепо скаливших окровавленные пасти.
— Что за представление? — ворчливо осведомился Макрон у Катона. — Между прочим, это не наши ли пленники?
Катон взглянул на узников.
— Да, ты прав. Это сдавшиеся нам в бою атребаты, сторонники Каратака. Но неужели же царь решится… О нет! — Лицо юноши побелело.
— Что такое? — не отступался Макрон. — Что тут затевается? О чем говорит старый хрыч?
Верика снова стоял на ногах, однако на сей раз ему не пришлось призывать зал к молчанию: онемевшие гости таращились то на царя, то на скованных соплеменников, а те с испугом поглядывали на собак. Верика заговорил, но теперь в его голосе не было ни тепла, ни даже намека на недавнее добродушие.
— Это предатели. Они должны умереть. Пленные дуротриги еще могут рассчитывать не на столь ужасный конец, но нет и не может быть пощады и легкой смерти тем, кто обратил мечи свои против собственного народа, давшего этим преступникам жизнь и имеющего полное право забрать ее у них за измену. Поэтому они умрут, а их тела будут брошены в яму с отбросами на потребу воронам и крысам.
— Нет, я не верю! — шепнул Катон Тинкоммию. — Неужели же он всерьез собирается все это сотворить?
— Да еще, на хрен, с нашими пленными! — возмущенно подхватил Макрон.
Но их тихим ропотом дело не ограничилось. Неожиданно из толпы выдвинулся Артакс: он встал между скованными соплеменниками и псами, после чего, то и дело указывая на узников, громким негодующим голосом обратился к царю.
— Что он говорит? — спросил Макрон.
Катон разбирал некоторые слова, но в запале Артакс говорил слишком быстро, да и избыток поглощенного эля не способствовал четкости его речи. Молодой центурион тронул Тинкоммия за руку и указал на Артакса.
— Он знает этих людей, — пояснил Тинкоммий. — Один из них его сводный брат, другой — родственник его жены. Он хочет, чтобы их пощадили. И говорит, что такой смертью не должен умирать ни один атребат.
Многие поддержали Артакса согласным гомоном, но Верика ткнул в сторону пленников трясущимся пальцем и разразился гневной тирадой:
— Они все умрут. И пусть их смерть послужит уроком каждому, кто помышляет о сговоре с врагами атребатов и Рима. А суть урока в одном: любой, кто хотя бы подумает об измене, понесет страшную кару.
Громкий хор одобрительных голосов поддержал царя: пустой рог, с силой брошенный откуда-то из глубины зала, рассек одному из пленников лоб. Артакс, угрюмо качавший головой, пока царь говорил, снова возвысил протестующий голос. Тинкоммий, не успевавший переводить его слова римлянам, махнул рукой.
— Он умоляет царя отказаться от замысла, ибо такая жестокость настроит против него очень многих.
Верика гневно велел Артаксу замолчать и приказал Кадминию вывести его прочь. Артакс продолжал громко протестовать, но царские телохранители заломили ему за спину руки, оттащили к выходу и вытолкнули из чертога. Кадминий без малейшего промедления направился к узникам, ухватил первого попавшегося из них за цепь и поволок в центр зала. Пленник отчаянно сопротивлялся, взывая о помощи. Псари спустили собак с поводков и защелкали пальцами, науськивая их на жертву.
После того как псы поняли, что от них требуется, на миг воцарилась жуткая тишина: молчал даже приговоренный, остолбенело уставившись на собак. Затем прозвучала команда, и хорошо вышколенные породистые животные бросились на беспомощного человека. Он кричал, вопил, выл, в то время как собаки рвали его плоть, пытаясь добраться до горла. Затем вопли стихли, перейдя в какое-то бульканье, но и оно скоро сошло на нет. Человек обмяк. Собаки трепали недвижное тело, как тренировочное чучело из соломы.
В толпе послышались крики восторга, но, оглядевшись, Катон понял, что очень многие устрашены увиденным и хранят гробовое молчание.
— Дерьмо, — бормотал Макрон. — Вот дерьмо. Люди так умирать не должны.
— Даже предатели, — угрюмо буркнул Тинкоммий.
Псари оттащили собак от тела, что было весьма нелегко после того, как в них пробудился инстинкт человекоубийц. Труп уволокли, и Кадминий указал на следующего обреченного, которого тут же вытолкали из группы пленных и бросили на окровавленные каменные плиты. Катон обернулся к Верике, надеясь, что после одной смерти царь смилостивится, но на лице старика явно читалась жажда продолжения действа.
Катон встал и слегка подтолкнул Макрона:
— Я ухожу. Не могу больше этого видеть.
Макрон хмуро поднял глаза, и Катон с удивлением понял, что и закаленного ветерана тоже мутит от происходящего.
— Подожди меня, паренек. — Макрон тяжело поднялся из-за стола и пошатнулся: сказывалось количество выпитого в этот вечер хмельного. — Дай руку, что ли… Тинкоммий, увидимся завтра на базе.
Не вытирая текущих слез, вызванных участью второго несчастного, Тинкоммий слабо кивнул.