Орел и Волки

Однако первые из них совершенно неожиданно для себя напоролись на острые концы перешибленных досок, косо торчавших из остатков ворот. Раздались жуткие крики, кого-то из нападавших полностью насадили на эти обломки их же товарищи, напиравшие сзади. Когда первый ряд дуротригов перебрался через соплеменников, корчившихся на окровавленных деревяшках, Макрон нацелил копье и ударил подбегавшего к нему бритта в лицо. Воин завалился на сторону и упал под повозку. Макрон тут же забыл о нем, обратившись к следующему противнику. Он угодил тому в плечо, вырвал, не мешкая, копье из раны и ударил снова, уже наугад, благо искаженные дикой яростью физиономии дуротригов теснились всюду, и промахнуться тут было нельзя. Остальные стоявшие на телеге легионеры укрывались от мечей и копий врага за широкими, плотно сдвинутыми щитами и из-за них отбивали наскоки упорно наседающих дикарей.

На лицах солдат, вынужденных сдерживать напор несравненно более многочисленного противника, застыла отчаянная решимость. За борт повозки ухватилась чья-то рука, но Макрон мгновенно метнул копье в сплошную массу людей, валом валивших через разрушенные ворота, выхватил меч и ударил по этой руке, перерубив ее. Варвар с криком свалился на землю, прижимая к груди окровавленную культю. Однако враги напирали уже со всех сторон, порываясь проскочить под копьями и запрыгнуть в повозку.

— Мечи наголо! Мечи наголо!

Солдаты метнули вниз копья, с лязгом выдернули из ножен клинки, и кучка легионеров вплотную схватилась с кельтами, подступившими теперь так близко, что особый, присущий только им запах забивал римлянам ноздри. Стоявший позади фуры Фигул держал вторую линию обороны. Его люди, как и он сам, кололи копьями всех, кто пробовал пробраться вдоль стен проема или пролезть под телегой.

Легионеры, бившиеся под началом Макрона, вдруг в ужасе вскрикнули, и он, бросив быстрый взгляд, увидел, что одного из них тащат с повозки. Солдат грохнулся наземь и был тут же изрублен в куски вражескими мечами. Макрон, подавшись вперед, всадил клинок в глотку ближайшего варвара, потом вырвал его и через плечо громко рявкнул:

— Фигул!

— Слушаю, командир.

— Подожги там солому. Потом забирай свое отделение и уматывай.

Сам он неистово дрался, удерживая свою позицию, и с нарастающим исступлением неустанно рубил и колол. Лицо центуриона искажала гримаса ярости, но внутренне он ощущал удивительное спокойствие и постоянный приток странным образом окрыляющих его сил. Именно ради этого он и жил. Именно на это больше всего и годился. Вот единственная непреложная истина, какую ему довелось наконец-то познать. Он был рожден для боя, а потому даже теперь, перед казавшейся неминуемой смертью, чувствовал себя удовлетворенным и совершенно счастливым.

— Ну вы, хренососы, давайте! — выкрикнул он, обводя пылающим взглядом десятки повернутых к нему запрокинутых лиц. — Это лучшее, на что вы способны? Ну, недоноски! Вперед!

Ближний легионер бросил на центуриона встревоженный взгляд.

— Чего уставился? — проревел Макрон, разваливая, как перезрелый арбуз, голову подвернувшегося под его меч дуротрига. — Проникай в природу вещей!

— Командир!

Легионер отпрянул от неприятеля.

— Смотри! Мы горим!

Из-под дощатого днища повозки появились щупальца дыма, оттуда уже пробивались и красноватые язычки. Дыма, клубящегося вокруг фуры, становилось все больше, и солдат перекинул ногу через задний борт.

— Стоять! — рыкнул Макрон. — Никому без команды не прыгать!

Провинившийся легионер поспешно вернулся на место, успев поразить взбиравшегося на телегу врага. Внизу, под днищем, с треском разгоралась сухая солома, пламя быстро распространялась, пахнуло гарью, воздух стал едким. Глаза Макрона вдруг заслезились так сильно, что он зажмурился и лишь с усилием смог их открыть.

Невероятно, но дуротриги продолжали рваться вперед, прямо в пламя, уже стеной поднимавшееся от колес и лизавшее борта фуры. Они даже пытались орать свои кличи, но вскоре бросили, задыхаясь от кашля. Дымом, подсвеченным красными отблесками, заволокло все вокруг, превратив римлян, защищающих проход в Каллеву, в тени, пляшущие среди языков бьющего отовсюду огня. Неожиданно Макрону обожгло ноги. Он бросил взгляд вниз и увидел, что дно повозки уже начало прогорать.

— Убирайтесь! Бегом на базу! Живей!

Легионеры повиновались, перебрались через груду копий и попрыгали с дальнего борта телеги на улицу. Макрон переместился на пятачок, где огонь еще не был силен, и огляделся, желая убедиться, что враг не прорвется сквозь полыхающую преграду. Затем он повернулся, бросил на землю свой меч и щит, а сам прыгнул следом, но не устоял на ногах, грохнулся и неуклюже перекатился на четвереньки. Падение выбило из него воздух, так что мгновение он не мог даже вздохнуть, а когда попытался, то глотнул порцию едкого дыма. Горло перехватило. Он скорчился, борясь с приступом тошноты, но тут кто-то схватил его за руку и помог встать. Центурион сморгнул слезы и увидел Фигула.

— Уходим, командир!

Всунув меч и щит в руки центуриона, Фигул потащил его от пылающей фуры.