Орёлъ i соколъ

Вот приближается он – зловещий крокодил.

Вот видно даже лицо русского офицера-оператора оружия, что сидит спереди перед пилотом, и вот он уже поворачивает пушки и кассеты с НУРСами, поворачивает прямо в сердце Ходжахмету…

Но тут и случилось то самое чудо.

Сперва у обоих вертушек вдруг заклинило оружие.

Они пронеслись над самыми головами Ходжахмета и Пакистанца, пронеслись… Начали было новый разворот на боевой… Начали… И вот второе чудо – у одного вертолета разом заглохли обе турбины… И второй что-то закачался и с трудом, накренившись, стал уходить…

Вертолет со скрежетом рубанул лопастями несущего винта по склону горы.

Рубанул, упал, перевернулся, покатился…

Покатился, загорелся…

Разве это не чудо?

Разве это не чудо?

Ведь никто не стрелял!

У них даже никто не успел и расчехлить ПЗРК…

Вертолеты сбил Пакистанец.

Сперва он заклинил им оружие, а потом остановил электронику, управляющую полетом.

И это было чудо.

И этого чуда теперь и отныне было достаточно для того, чтобы Ходжахмет поверил Пакистанцу. ….

Они вернулись в лагерь вдвоем.

Вмсе остальные бойцы – были убиты.

На них же – на Пакистанце и на Ходжахмете не было ни царапины.

И отныне, отныне они были единомышленниками.

Ходжахмет теперь верил – будущее их победы в создании сети из чистых проводников.

4.

Что?

Уже родила или бред еще продолжается?

Катюша медленно отходила после наркоза.

Она вдруг почему-то вспомнила, как какая-то школьная ее подружка, поступившая на исторический в их местном "педе" – рассказывала, что римлянки в древности рожали стоя, что их для этого привязывали за кисти рук и подвешивали к потолку…

Первой к ней пустили Лиду.

Служанку ее.

– Поздравляю, мальчик у тебя, хорошенький! Сейчас тебе принесут, – сказала Лида, целуя госпожу, – Пятьдесят один сантиметр, три семьсот… Как назовешь то?

– Сашей, – тихо ответила Катя, – Сан Санычем он у нас будет.

– А ты хотела мальчика? – спросила Лида, – мы вот с первым моим мальчика хотели, а получилась девочка.

– Где она теперь? – спросила Катя.

– Здесь, при пекарне служит… Хлеб местный печь обучается. Сыта, накормлена, обута, одета, никто к ней не пристает, я спокойна…

Катя взяла Лиду за руку, – все будет хорошо, дорогая моя, я верю, мне видение было. …

А Кате и правда было видение, когда она от наркоза отходила.

Привиделось ей, что сидит она не то в Георгиевском, не то в каком ином из парадных залов Кремля, сидит в кресле, одна, подле нее столик маленький с телефоном, таким, какие она видала по телевизору на столах у самого высокого начальства – такой старомодный светленький телефонный аппарат с гербом вместо диска… А надето на Кате платье, очень странное, вроде как даже и не платье, а шуба. Причем, явно белая с темными пятнами, такая, какую Катя видела на портретах французских королей. Горностаевая – называется.

И тут начинает играть гимн, в зал входят солдаты в парадной форме с аксельбантами и с палашами наголо, Катя поднимается с кресла, а из парадных дверей, навстречу к ней выходит Президент.

Выходит и почему-то начинает называть ее мамой.

Наш нынешний Президент и вдруг ее – Катю – мамой называет. Обращается к ней так уважительно, а Катю это отчего то и не удивляет. Она совершенно спокойно принимает все знаки внимания, которые оказывает ей хозяин Кремлевского дворца и даже вдруг, поддерживая правила игры, называет Президента сыном и протянув руку, поправляет ему ворот рубашки…

И тут еще новое действие.

Снова играет гимн и в зал из той же двери – входит ее муж – Саша.

На Саше камуфляжная форма с погонами и несколько медалей на груди.

И Саша ей говорит – гляди, Катюша, как вырос наш сын!

Катя вгляделась в лицо Президента и вдруг поверила, что это их с Сашей сын.

– А почему бы и нет? Если Саша так говорит?

А сын, то есть Президент, достает из внутреннего кармана пиджака какой-то конверт и говорит, – дорогие мои папа и мама, от лица страны поздравляю вас со спасением нашей Родины от нашествия басурман… И протягивает Кате конверт.

Она раскрывает его, а там какой-то документ, написанный характерной вязью – на арабском…

И Президент ей говорит, – мама, а у меня ведь два хозяина?

***

По дому прокатился шум.

Хозяин приехал!

Глава 5 1.

Этот дом Ходжахмет построил в восемьдесят девятом году.

Тогда через него проходило очень много наличных денег – и от шейхов, и от русских олигархов и даже от американцев…

И со всех денег он снимал свои, как он считал – законные пятнадцать процентов.

Дом получился знатным.

Проектировал его самый знаменитый и дорогой архитектор из Швейцарии – Сэмюэль Бергер, тот самый, что строил здание Парламентской Ассамблеи в Страсбурге и новое здание банка Свис Кредит в Женеве.

Один только проект дома обошелся Ходжахмету в шесть миллионов долларов, а его постройка, которой занималась американская строительная компания Смит и Литтлтон, потянула на все шестьдесят миллионов с хвостиком.

Еще двадцать миллионов потом ушли на обустройство – электроника, антиквариат – бронза, фарфор, ковры, картины, античная скульптура…