Орел и Дракон

Наутро Рери и Вемунд отправились в Аббевилль, проверить, как там дела. По пути Вемунд показал юному конунгу добычу, взятую в Сен-Рикье. В городе имелось два каменных здания, оба, видимо, церковные, которые Рери уже начал отличать от прочих: в одном держали пленных норвежцев, в другом поместили добычу под охраной самых надежных людей. Добыча оказалась очень неплохая – десятка два красивых сосудов из серебра и даже золота, с разноцветными самоцветами, чеканкой и чернью, десяток золотых крестов разного размера, но все украшенные самоцветами, несколько широких одежд неудобного и нелепого покроя, но зато из разноцветных ярких шелков с вышивкой золотой и серебряной нитью, ларцы со вставками резной кости и пара гребней, тоже костяных, на которых были вырезаны фигурки людей и животных. Искусство тонкой резьбы так поразило Рери, никогда не видевшего ничего подобного, что он долго вертел гребень покойного аббата, пробовал пальцами тоненькие длинные зубчики. С трудом верилось, что грубые человеческие руки смогли прочертить в кости эти объемные фигурки, у которых легко разглядеть не только лица, но и пряди волос, складки одежды, словно на настоящей мягкой ткани, каждое перышко в крыльях… Вот только крылья были приделаны почему-то к спинам двух мужиков в длиннополых, будто женские, рубашках, и Рери не понял, что это за нелепые создания. Было немало вещей, которые едва ли пригодились бы монахам, и, вероятно, происходили из даров знатных богомольцев: золотые цепи, браслеты, застежки, несколько плащей и верхних рубашек из шерсти и шелка, одна из них – с такими же золотыми бляшками, как на новом Харальдовом плаще.

– И кто только так жутко одевается? – недоумевал Вемунд, кверх ногами разворачивая праздничное облачение аббата, о чем, разумеется, не мог знать. – Ну да ничего. Хильда уж верно придумает, как это получше использовать и пристроить к делу такую отличную ткань.

Кроме того, в монастыре нашлось много монет, серебряных и золотых, а еще Вемунд показал большую корзину – плетенную из лозняка и еще пахнущую рыбой – в которой были свалены какие-то доски, непонятные обломки, на которых зачем-то были приделаны узорные пластины из золоченого серебра и бронзы.

– Что это? – не понял Рери.

– У них там хранились какие-то странные штуки. – Вемунд пожал плечами. – Листы кожи, сложенные в стопку и зачем-то сшитые вместе с одного края, а сверху и снизу лежали цветные доски, обтянутые кожей, с такими вот украшениями. Я сначала думал, что ларцы, а хотел открыть – там кожаные листы. В общем, вынуть их оттуда никак не получалось, пришлось разломать. Кожа эта вся чем-то раскрашена, какие-то руны там, ну их совсем. А серебро пригодится.

К счастью, отца Хериберта сейчас с ними не было, а иначе он мог бы не вынести этого жуткого для каждого бенедиктинца зрелища, увидев, во что превратились драгоценные плоды неустанных трудов переписчиков, священные книги, смысла и значения которых северные пришельцы даже не могли оценить.

Не меньше того сумели раздобыть в самом Аббевилле норвежцы, и теперь почти вся их добыча оказалась в руках смалёндцев. Источниками этой добычи послужили в основном две местные церкви – у простых горожан взять было почти нечего, разве что скот, съестные припасы, да самих аббевилльцев в качестве пленных. Отбор годных для продажи проделали сами норвежцы, и то, что вместо людей Хёгни и Оттара их теперь сторожили люди Харальда и Хрёрека, для пленных франков совершенно ничего не меняло.

К тому же число пленных теперь пополнилось почти тремя сотнями раненых и сдавшихся из числа самих норвежцев. К ним Вемунд и Рери тоже зашли. Хроар, возглавлявший ночную смену стражи, сказал, что все спокойно, и Рери велел позвать к воротам того из норвежцев, кого они над собой признают старшим.

К нему вышел рыжий Оттар, с повязкой на лбу и на правой руке, уже не такой веселый и разговорчивый, моргающий покрасневшими, набрякшими от бессонной ночи веками, с резкими морщинами на лбу и на щеках, которые вчера прятались за улыбкой.

– А я тебя недооценил, Хрёрек сын Торгерд, – сказал он, увидев, кто к нему пришел. – Прав был Хёгни.

– Я на то и рассчитывал, что меня недооценят, – ответил Рери. – Что меня примут за молодого тщеславного дурака, жаждущего славы и подвигов, посчитают, что держат мою душу на ладони и что неожиданностей от меня ждать не приходится.

– А разве ты не такой?

– Не совсем. Я молодой и тщеславный, но, похоже, не дурак. Кстати, обычно я называюсь Хрёрек сын Хальвдана. Мой отец, из древнего рода конунгов Съялланда, когда-то правил в Южной Ютландии и прославился многими походами.

– А я думал, что мы будем с тобой биться в одном строю. Ты ведь давал понять, что этого хочешь. Ты мне даже понравился, – с досадой пробормотал Оттар и отвернулся.

– Благодаря предусмотрительному Хёгни конунгу я не приносил вам клятв верности, так что и не нарушил их. А насчет того, чтобы биться в одном строю, то еще не все потеряно. Ты ведь не очень хочешь попасть в Хейдабьюр или Волин в качестве товара для работорговцев?