– А вдруг Максенций заподозрит, или кто-нибудь донесёт ему…
– Цициний Сабин, ты стал совсем невменяем, успокойся и возьми себя в руки! Разве ты забыл, что мы везем Максенцию серебро с наших рудников в Испании, для чеканки его монет, которые тут же попадут в карманы жадной шайки преторианцев и наемников с Мавритании? Он должен нас благодарить, ведь фактически мы покрываем нужды его двора и расходы на содержание многочисленной армии. Поэтому мой друг, увидев наше серебро, ему и в голову не придет в чем-либо нас подозревать.
– Ты неплохо придумал, Петроний Вар, – произнес Квинт Гордиан. – одному серебро, второму золото. Долги Максенция теперь многократно увеличатся. Интересно, как он с нами рассчитается, если войну выиграет Константин?
– Часть задолженности посчитаем как погребальное пожертвование тирану, а остальной долг спишем на издержки войны, и будем просить богов и надеяться, что новый август не забудет нашей преданности и щедрых даров.
Все трое громко рассмеялись и, разлив по чащам вино, принесенное рабом, выпили за ожидающий их успех…
Стояло хмурое дождливое утро, пронизывающий холодный ветер дополнял эту и не без того неприятную погоду. Лицо человека, стоявшего на балконе и в задумчивости взирающего на серое небо, было бесстрастным и лишь по выразительным глазам можно было понять, что он стоит на пороге очень важного решения, возможно, от которого будет зависеть его дальнейшая судьба. Он выглядел на лет 39-44, был довольно высокого роста и крепкого телосложения. Коротко постриженные густые темно-каштановые волосы в сочетании с большим продолговатым носом и жесткими очертаниями квадратного подбородка выдавали в нем человека властного, привыкшего повелевать. Большие бледно-голубые глаза, на фоне смуглой кожи лица, придали привлекательную мужественность его чертам. Он был одет в темно-синюю тунику из дорогого сукна, стянутую поясом, который украшали дорогие камни, в золотых оправах. На боку, красовался, отделанный позолотой и драгоценностями, длинный кинжал. Поверх туники была накинута мантия пурпурного цвета. Внешний вид и одежда подтверждали его высокое положение. И действительно, это был никто иной – Цезарь Гай Флавий Валерий Константин Август или просто император Константин 1, владыка западных и северных провинций Рима.
Спустя несколько минут, Константин, прервавшись от своих раздумий, тяжело вздохнув, повернулся и быстро вошел в просторную залу. Он поднялся легкой поступью по ступенькам, и сел на трон, возвышающийся над залой. Позади трона, с двух сторон, находились статуи – императоров Констанция Хлора, отца Константина, и Клавдия Готского, брат которого считался прадедом императора. Всем своим видом, Константин выражал уверенность и решимость, огоньки в его глазах и слегка заметная улыбка выдавали чувство облегчения, охватившее его после принятия верного решения. Как только император сел на трон, из дальнего угла помещения, бесшумно двигаясь, к нему приблизился человек и склонил голову. Константин обратился к появившейся перед ним фигуре:
– Арманий, передай сенаторам, что император август Флавий Константин готов их принять и выслушать. Проводи их ко мне.
Поклонившись, еще раз, слуга, также бесшумно и быстро вышел через парадную дверь.
Спустя минуту, дверь, напротив трона, широко распахнулась и трое мужчин в сопровождении Армания, вошли в залу. Пройдя через весь зал, делегация, остановилась, на расстоянии 9 футов, перед ступенями трона. Сенаторы низко поклонились императору. Лицо Константина приняло каменный вид, исчезли искорки в глазах, теперь его взгляд выражал надменность. Своим видом, Константин, давал понять стоявшим перед ним людям, свое превосходство. Властным движением руки он отпустил Армания, который вмиг исчез, а оставшимся указал, что они могут поднять свои взоры и выпрямиться, но не предложил им сесть на мраморные скамьи, расположенные вдоль ступенек торна. Трое вошедших, молча, стояли в ожидании дальнейших знаков или слов со стороны августа. Они были одеты в длинные темные плащи, под которыми были видны туники бежевого цвета из дорогого египетского шелка, украшенные яркими пурпурными полосами. Внешний вид прибывших свидетельствовал о высоком положении, занимаемому ими в обществе.
После затянувшегося молчания, Константин, наконец, вымолвил холодным тоном, с некоторой долей усмешки:
– Чем обязан, столь высокому посольству?
Словно ожидая этих слов, стоявший посередине мужчина, выдвинулся на полшага вперед, почтительно поклонившись, вынул из полога плаща сверток и произнес учтивым, но в тоже время очень уверенным голосом:
– Я, сенатор Аврелий Петроний Вар Анниан, и мои товарищи, сенаторы Гордиан Квинт и Антоний Цециний Сабин, направлены к тебе, великий август, в качестве послов Сената и народа Рима, передать следующее послание.