Да и дед тот «недодед» пропал за раз, как сквозь землю провалился будто не было. Чуть ли не на глазах Кулика растворился в воздухе. Белобрысый сомневался даже, а был ли он. Кулик рассказывал Кайсаю всё это почти шёпотом, постоянно намекая что тут не чисто всё, да нежитью смердит на полёт стрелы, а у еги-бабы вообще ничего не стал спрашивать, надеясь на авось, что всё обойдётся как-нибудь.
Только к вечеру как еги-баба всё сделала да обнадёжила что с Кайсаем всё сладится, решил к развилке украдкой наведаться. Только ни Шушпана, ни Морши там уж не было. Костёр потушен. Их коней в поле след простыл, а вот его конь да конь рыжего гуляли по степи парою, но ходили от леса по поодаль, пришлось шлёпать за своим пешим ходом, так как окликать голосом побоялся, а друг ещё какую беду накликает.
Он вспомнил про пояс золотой, что Кайсай на траву бросил перед побоищем, но поискав его на том месте, не нашёл. Видать ушёл в чужие руки загребущие. Своего коня он забрал да к избе привёл, а вот конь Кайсая не дался, как ни пробовал. Так и остался пастись в степи в одиночестве. Кулик каждый день ходил туда да каждый день издали уговаривал животину топать к хозяину. Тот смотрел на него будто выслушивая, но идти категорически отказывался.
На следующее утро при свете солнечном, Кулик увидел на перекрёстке след крови отчётливый, уходящий по дороге в лес в сторону их поселения. Он поехал по следу капли рассматривая, да полпути обнаружил Моршу дохлого. Истёк кровью видать, гад мерзопакостный. Ума не хватило культяпки в костре прижечь. Вместо этого рванул в поселение, даже про коня забыв да только далеко не ушёл. Расплата настигла гниду подкожную…
Как только Кайсай смог ходить самостоятельно, он тут же стал порываться сходить за конём, коего Васой кликали, но еги-баба сразу осадила торопыгу «нетерпёжного», притом довольно спокойно, но, тем не менее, очень убедительно:
– Не переживай, касатик, – про журчала молодуха, улыбаясь хитренько, – никуда твоя коняга не денется. Там за ним присмотрят кому надобно. Пусть походит, травку пощиплет. От тебя дурня отдохнёт маленечко.
Как ни странно, но её слова подействовали волшебным образом. Кайсай сразу успокоился и уверовал в то, что говорит хозяйка странная, притом уверовал безоговорочно и даже спорить не хотелось с голой девою.
Вообще эта ведьма производила на него непонятное воздействие. Сначала, пока лежал, она всякий раз мимо прохаживала да без зазрения совести возбуждала безжалостно. Он отчаянно боролся с напастью постыдною, только тщетно всё. Даже глаза зажмуривал, чтоб не видеть её прелести. Так этот предатель возбуждался от одного её шороха да лёгкого дуновения воздуха, что дева создавала мимо прохаживая.
Потом толи привык к её виду оголённому, толи ведьма своё колдовство ослабила, а он больше склонялся к варианту последнему, еги-баба перестала Кайсая возбуждать как бывало ранее да коли на ней внимание не задерживать, то вообще ничего с его предательским органом не делалось.
А когда рыжий стал ходить самостоятельно, эта напасть навалилась с новой силою. Правда тогда он уже штаны одел свои кожаные, и это было не так заметно, хотя местами и топорщилось, но эта колдунья с титьками, видать всё про него чуяла да всё ведала, поэтому, то и дело ухмылялась с ехидцею в очередной раз проплывая мимо молодца.
Странное то было чувство какое-то. К самой деве, что не одевалась вообще никогда, Кайсай относился настороженно, откровенно побаиваясь, а вот его мужское достоинство будто ему не принадлежавшее, жило своей жизнью самостоятельной и на деву колдовскую даже очень реагировало.
Наконец Кайсай не выдержал да решил разобраться с этим раз и навсегда без недомолвок, и не кривя душой чистою.
– Апити, – обратился он к ней приветливо, – вот скажи, зачем ты это делаешь?
– Чё? – переспросила та, по сторонам осматриваясь, всем видом показывая, что не понимает о чём речь идёт.
– Зачем ты заставляешь «это самое» при виде тебя вечно вскакивать как у жеребца бешеного? – спросил он напрямую бесстыжую, глядя в её глаза маслянисто серые, да не желая вовсе ходить вокруг да около.
– А чё? – повела плечами колдунья местная, взаимно решив поиграть в игру предложенную, да так же вперила глаза наглые в глаза рыжему дознавателю, – тебе чё жалко чё ли? У тебя не убудет, а мне нравится.
С этими словами крутанулась соблазнительно да пошла дальше по своим делам ведьминым, расплывшись в ехидной улыбочке. Вот и поговорили, называется. Вот и разобрался со своими проблемами.
– Прекрати! – заковылял он в след издевательнице, буквально крича в спину бесстыднице, – он у меня болит уже.
– Гляньте на него, – тут же отреагировала белобрысая на его вопли страдальческие, не останавливаясь и не оборачиваясь, – болит он у него, видите ли. Не тереби руками вот и не будет болеть.
– Ничего я не тереблю! – чуть не заорал молодец обиженный.