Орда I

Прислушиваясь к ощущениям тела истерзанного, как бы ища доказательства привыкания Райс поймала себя на незнакомом чувстве кожи стянутой. Она медленно потянулась телом, проверяя ощущение. Вытянула руки над водой и замерла ошарашено. На всей длине рук отчётливо проступила ажурная голубая молния, похожая на татуировку колдуний не раз ею виденную.

Рыжая дёрнулась от неожиданности округляя глаза, рывком вскинула руки к свету да рассмотрела внимательнее. Затем поднялась всем телом из воды да разглядела груди, тело и всё что оглядеть удавалось. Татуировка колдовская была повсюду голубыми загогулинами!

– Апити! – позвала она подругу заворожено.

Та не ответила, но встрепенулась и по всплеску волной побежавшему, Райс поняла, что та её услышала.

– У тебя тоже на теле татуировка высветилась?

Соседка резко руки из воды вынула, поднося их к щелям потолка на свет. Райс не нужен был ответ. Она и так увидела. Апити, как и она была расписана по всему телу окромя шеи с лицом. Лишь рассмотрев рисунок внимательно, подруга возразила царской дочери:

– Это не татуировка, рыжая, – шёпот Апити выражал наивысшую степень восхищения, – это что-то внутри. Под кожей тоненькой. Присмотрись внимательней.

– Эта хрень, светящаяся, что по три раза на день здесь объявляется, выжигает нам узор колдовской через наши мучения, – тут же выдвинула своё предположение как доказанную истину дщерь царская, при этом светясь от восторга дух захватывающего, – а ты заметила, что с каждым разом боль терпеть легче становится?

– Ну не знаю, – пробурчала Апити недовольная, – что-то я такого не заметила.

– А я заметила, – торжествующе прошипела рыжая, – я точно помню, как было в разы первые и как в последние. По-моему, мы должны к этой боли привыкнуть просто и чем больше мы привыкать станем, тем лучше будет проступать узор колдовской. А как полностью разукрасимся вот тогда нас и выпустят.

– И кто тебе наговорил эту дурость несусветную?

– Я так думаю! – заявила гордо дочь царская.

Апити ничего не ответила, но задумалась, а тут, как назло, корыто выплыло, осведомив о своём присутствии лёгким всплеском да рябью побежавшею.

Впервые за последние дни у них не случилось истерики, а Райс даже решительно настояла подкрепиться как следует. Раз им надлежит терпеть да сопротивляться неминуемому, то для этого нужны силы жизненные. И они с ожесточением на еду набросились, подъев всё что им было представлено. Затем обе насупились, как клуши нахохлились, поудобней устроились на своих лежаках в боевом настроении да принялись ждать лютого побоища, вернее очередного избиения.

Заструилось голубое свечение. Шар полез через брёвна, непонятно как. Райс со всей накопившейся в ней яростью швырнула в него рубаху скомканную, да горлом обидой сдавленным прошипела: «На!» и замерла ко всему готовая. Шар голубого свечения чистого, вылезший из стены почитай на половину, моментально покрылся трещинами, словно раскололся внутри и помутнел молоком сделавшись, уползая туда, откуда лез только что, а ярице будто ладонь обожгло огнём неведомым.

Она медленно поднесла к лицу руку разогретую. Скомканная кожа ладони действительно из белой превратилась в красную. Рыжая подняла ладонь вторую для сравнения. Та, оставалась мертвенно белою будто всю кровь из неё высосали. Райс перевела взгляд на Апити. Та, глаза вытаращив, на подругу уставилась, но тут же поймав её взгляд зашипела:

– Что ты сделала?!

– Да не знаю я, – сконфуженно ответила дочь царская, – я вот так, – и она показала, как, – швырнула рубаху да прошипела «На!» и руке вдруг тепло сделалось, а шаровая молния вся пошла трещинами да будто молоком заполнилась.

Не успели девки осознать, что же Райс такого наделала, как с другой стороны со стороны двери появилось новое свечение. Там сквозь дверь дубовую вылезало очередное наказание. Девки будто с ума сошедшие принялись руки вперёд выкидывать, шипя «На!» на все лады да что было мочи девичьей, пытались и этот шар раскрошить трещинами.

Но на этот раз не удалось, как ни старались, ни кочевряжились. Он вылез полностью и врезал им обеим по самое «не хочу» как должное. Только когда Райс получила уже четвёртую «плеть нервенную», она уже со слезами отчаяния, превозмогая боль вновь руку выбросила в направлении истязателя. Тот тут же растрескался да плавно за дверь спрятался, не причинив им больше боли страдальческой.

– Да! – завопила Райс до визга оглушающего, ликуя сквозь слёзы глаза застилающие, в один миг забыв обо всех страданиях.

– Райс как ты это сделала?! – тоже забыв избиения, кинулась к ней подруга белобрысая, – научи меня, я тоже хочу!

– Да не знаю я, – кричала Райс, обнимая Апити ревущую, – я делала, делала. Поначалу ни хрена не делалось, а потом раз и врезала.

После обеда хорошенько подзаправившись, они вновь принялись ждать боя неминуемого. Теперь у них надежда забрезжила, что рано или поздно они тоже научатся бить эту хрень круглую своей «плетью нервенной» и тогда возможно от них отстанут, отвяжутся.