Орда

Он вначале даже обрадовался, что не надо будет таскаться по камням в лес и кормить гнус. Но радость его оказалась преждевременной. Аксаков и представить себе не мог, что за сегодняшний сплав они наловили столько рыбы!

– Саныч, ты надрез делай от головы до рыбьей задницы, – пояснял ему Витька, после случая с чайкой получивший кличку белое Перо. – Вытаскиваешь у ней кишки и обязательно жабры. Иначе хариусы быстро испортятся. И выскребай черный налет из брюха. Тоже пакость порядочная.

До Андрея Александровича только сейчас дошло, что его авторитет в глазах Климентьева утерян окончательно. Он вспомнил, как Михалыч обратился к руководителю крупной финансовой компании и его помощнику по имени и отчеству, а его назвал просто Андреем.

Однако ущемленное самолюбие очень скоро уступило место другим эмоциям, ибо разделывание рыбы оказалось занятием отнюдь не простым. Хариусы были скользкие и «сопливые», они выскальзывали из рук, оставляя на ладонях глубокие порезы от острых плавников. Доставалось рукам и от ножа: облепленный рыбьей чешуей и кишками, он тоже норовил порезать начинающего потрошителя хариусов.

Народ давно уже поставил палатки, развел костер, приготовил уху и уселся за ужин с водочкой, а троица все еще возилась с рыбой.

Михалыч пришел посмотреть, как продвигаются дела на берегу, покачал головой и прислал в подмогу Киреева, еще одного Андрея и Лелека. Через полчаса вся рыба была разделана, уложена в бак и пересыпана солью.

Аксаков посмотрел на часы. Они показывали начало четвертого. Сумеречная полярная ночь уступала место туманному и холодному рассвету. Ни есть, ни пить не хотелось. Он залез в палатку и заснул мертвецким сном.

* * *

Меня разбудили среди ночи. Кряхтя, с явным недовольством я покинул мягкое ложе, на котором, разметав по подушке свои золотые волосы, почивала моя красавица Мари.

Прибыл гонец от Пугачева со срочным донесением, и кремлевская охрана проводила его ко мне, не рискнув будить государя.

Несмотря на тусклый свет свечи, я узнал гонца. Это был башкирский старшина Кинзя Арсланов. Он не ушел с Юлаевым в родные края, а сам вызвался сопровождать царева двойника в его походе на Дон. Выглядел он неважно. Весь в грязи, провонявший своим и лошадиным потом, с еще незарубцевавшимся шрамом через все лицо и перевязанной чуть ниже локтя рукой.

– Беда, воевода, – молвил Арсланов, едва мы вошли в мой кабинет и закрыли за собой двери. – Михельсон разбил Пугачева у Сальниковой ватаги под Царицыным. Две тысячи убиты, шесть тысяч он взял в плен. По самая страшная новость – пленен сам Пугачев. Его арестовали свои же казаки. Я Вился за атамана. По их было пятеро против одного. Сам едва ноги унес. Его под конвоем отправили в Симбирск Крестьянское восстание на Волге подавлено. В Оренбуржье тоже свирепствуют каратели. Повсюду виселицы. Всех, кто сочувствовал нам, отправляют либо сразу к Богу, либо на каторгу. Врагу нет числа. Пока я спешил в Тобольск, войска наверняка уже вошли в Башкирию.

Я посмотрел на календарь, потом в окно. Занимался хмурый сентябрьский рассвет. Начинался новый день. Двадцатое сентября 1774 года.

– Вся надежда теперь на Салавата, – сказал я и велел старшине идти отдыхать.

Сам же остался в кабинете. Надо было подготовиться к утреннему докладу государю, хорошенько обдумать, как ему преподнести печальные известия и какие у нас есть выходы. Все равно было уже не заснуть.

* * *