Орбитсвиль

Расстояние между Гарамондом и Элизабет Линдстром резко сократилось. Сердце капитана заныло от радостно-горького предвкушением мести.

— Прекрасная новость!

— Конечно, — произнесла Дениз. — Мое приданое.

— Я что-то не пойму…

— Впервые вы одарили меня своим вниманием, когда я высказала мысль лететь через Окно. Вам ведь хотелось ее услышать? — Она невесело рассмеялась. — Вот я и подумала, что добьюсь того же доброй вестью еще раз.

Гарамонд нерешительно поднял руку и коснулся ее щеки.

— Дениз, я…

— Не надо, Вэнс, и довольно об этом. — Она отстранила его руку и встала. — Наивность, только и всего.

Позже, ожидая прихода сна, Гарамонд впервые за долгие месяцы остро почувствовал, что холодный, суровый вакуум космоса совсем недалеко. Внизу, под раскладушкой. Ощущение сохранилось и во сне. Капитану снился край опасного обрыва, и какая-то сила влечет его сделать шаг, один шаг, и все будет кончено.

15

По пути на аэродром, где предстояли испытания, Гарамонд встретил молодого человека с любопытным сооружением на голове, похожим на шляпу кули. Ответив на вялое приветствие, капитан решил, что необычный головной убор, привезен парнем как сувенир с Востока. Но через несколько шагов увидел такие же шляпы у рабочих, суетившихся на стройплощадке. Приглядевшись, он понял, что они сплетены из свежей соломы. В полетах экипажем периодически овладевала страсть к какому-нибудь дурацкому занятию. Всеобщее увлечение распространялось, словно поветрие. Вот и сейчас половина людей, косивших траву на другом конце площадки, щеголяла в шляпах кули.

Старший помощник встретил капитана у ангара. Широкоплечая фигура заслонила весь дверной проем.

— Доброе утро, Вэнс. У нас почти все готово.

— Прекрасно. — Гарамонд оценивающим взглядом посмотрел на самолет, потом кивнул в сторону луга. — Какого черта они вырядились в эти штуки? Здесь не рисовое поле?

— Тут, видишь ли, бывает жарковато. Особенно когда солнце в зените.

Гарамонд пропустил его сарказм мимо ушей.

— Но почему именно такие шляпы?

— Наверное, они удобны, их просто сделать. Вполне пригодная защита от перегрева, когда с утра до вечера торчишь на жаре.

— Все-таки они мне не по вкусу.

— Ты не работаешь целый день на солнцепеке. В ответе старпома сквозила холодность.

Капитан посмотрел на друга и чуть не отпрянул: его обдало волной гнева и неприязни.

— Ты чем-то недоволен, Клифф? Может, считаешь, я не лучшим образом распоряжаюсь людьми?

— Нет, все отлично — в смысле наших интересов.

— А чем они отличны от интересов остальных?

— Приближаются холода. Остающиеся здесь предпочли бы строить дома и перерабатывать траву на протеиновые брикеты.

— Клифф, у тебя типичный синдром Орбитсвиля, — сказал он, помолчав. — Непреодолимое отвращение к выполнению чужих указаний, верно?

— Вроде того.

— Тогда давай сядем, все обсудим и выработаем совместный план действий. Решим, какие дела важнее для общего блага, чем заниматься в первую очередь, а что оставить на потом.

— Ну да, и мы по-прежнему будем плясать под твою дудку, а тебе и командовать не придется, — сказал Нейпир сварливо, но уже улыбаясь.

Гарамонд улыбнулся в ответ.

— Как ты думаешь, почему я предложил это? — Хотя кризис миновал, капитан предвидел рецидивы. — Прекрасный повод, чтоб откупорить бутылку и промыть сегодня вечером мозги.

— Мне казалось, виски у нас иссякло.

— Его полным-полно.

— Ты подразумеваешь самогон Бертона?

— Почему бы и нет?

Нейпир состроил презрительную мину.

— Давай лучше как-нибудь в другой раз. — Раньше он не грешил привередливостью. — Осмотрим аэроплан?

— Разумеется.

Они направились к стоявшему на поле новенькому самолету, похожему на экспонат музея аэронавтики. Широкие крылья с косыми подпорками, приделанные к верхней части фюзеляжа, высоко задранный нос и шасси с лыжами. Однако Гарамонд нисколько не сомневался в его возможностях и летных качествах. Неказистая машина поднимет экипаж из пятерых человек и сможет лететь без посадки пятьдесят дней при крейсерской-скорости пятьсот километров в час. Потом приземлится для пополнения запасов пищи и воды, да и то лишь потому, что больше двух третей груза составят запчасти, «железная корова» и прочий багаж.

Капитан перевел взгляд на другие еще не законченные машины, стоявшие на сборочной линии под открытым небом, а потом на прямоугольный черный экран детектора дельтонов. Представив себе равнодушное пространство, которое предстояло преодолеть, он почувствовал внутренний холодок. Если бы не жажда мести, поддерживающая волю к жизни, Гарамонд, возможно, сдался бы. Элизабет Линдстром, отняв у него все, ради чего стоило жить, иронией судьбы дала ему и новую цель существования и способ с ним покончить. Ведь нельзя надолго пережить того, чью грудь рвешь голыми руками, разрываешь ребра и…

— Я знаю, о чем ты думаешь, Вэнс.

— В самом деле? — Гарамонд уставился на незнакомца. Ему пришлось сделать над собой усилие, чтобы вспомнить, кто этот человек. Боль в сердце исказила действительность. С недавних пор с капитаном случались подобные заверты, и вот — опять — пока они шагали к самолету, его затянуло в мир безумия.