Опылители Эдема

Воскресной беседой с Халом началась неделя изменения отношений к Фреде, потому что холодность Гейнора становилась все более заметной. В столовой руководящего состава, здороваясь с ней, он все меньше и меньше задерживался около ее столика, зато руководителям других подразделений стал уделять гораздо больше внимания. Из-за его ставших короткими приветствий ее акции упали на два пункта. Когда в четверг он не пригласил ее за свой столик во время ленча, на это обратили внимание другие администраторы, и акции Фреды упали еще на три пункта.

Четверг оказался особенно плохим днем. Хал предсказывал на этот день второй урожай семян на клумбах А, но его прогноз не оправдался. В пятницу Хала все еще мучили переживания, зато курс акций Фреды немного улучшился. Капитан Баррон возвратился из Вашингтона, и вместе с коммодором Майнором они сидели за ленчем за ее столиком. Сразу четыре пункта вверх!

— Капитан Баррон, — сказала она с хитринкой в голосе, — по правде говоря, я удивилась, узнав о том, что ваши мальчишеские годы прошли среди собак-ищеек Арканзаса.

— Адмирал Крейтон шлет вам свои извинения, Фреда. Его адъютант ему неправильно доложил… Но я тоже был поражен тем, что, найдя мое имя в списке противников, вы все же взялись представлять ходатайство.

— Доктор Гейнор полагал, что побрякушки моего туалета можно противопоставить золоту Флота. Против палаша мы вышли с рапирой.

— Коммодор, — сказал вдруг капитан Баррон, — не приходилось ли вам бывать на Карстоне-6?

— А-а, да, — кивнул коммодор. — Увальни.

— Полноте, джентльмены, — сказала Фреда, — какие еще увальни Карстона-6?

— Это гигантские слизняки. Они разгуливают среди густой листвы тропиков планеты, — сказал Майнор, — поедая все, что попадается им на пути.

Ни одного из офицеров нельзя было упрекнуть в том, что они сплетничали. Они не назвали имен, но Фреда поняла, что у нее есть союзники. Они были из другого лагеря, и ее отвергли свои сторонники, но остались клумбы тюльпанов, и эти тюльпаны утоляли боль обиды. Клумбы А, отяжелевшие от семян, имели теперь мало времени на музицирование, зато группа клумб В продолжала петь с вожделением, и она вдруг поняла, что торопится покончить с ленчем, чтобы расстелить надувной матрац подле тюльпанов и, растянувшись на нем, слушать их мелодии и смотреть на плывущие в небе облака.

Большую часть недели Хал раскатывал полотнища брезента для улавливания семян и готовил клумбы Е и F к посадке. Он то и дело наклонялся над клумбами А и, указывая на прямоугольники вскопанной им земли, находящиеся на солидном расстоянии от цветов, говорил:

— Вон ваша цель, девочки. Стреляйте точно. Я не хочу заниматься после вас уборкой. И прицеливайтесь так, чтобы расстояние между семенами было ровно пятнадцать сантиметров. Мне бы не хотелось целую неделю прореживать ростки.

По его расчетам, второй урожай ближайшего к оранжерее ряда А опаздывал. Выброс семян из стручков должен был произойти в четверг. Во второй половине дня в пятницу Фреда стала подбивать Хала вырвать один беременный женский цветок и рассечь семенной стручок, но тот запротестовал:

— Нет, ма-ам. Я посадил их в строго геометрическом порядке. Вы можете его нарушить. Они проделают все что надо сами. Температура на этой неделе в среднем примерно на четыре градуса ниже, чем на предыдущей, а они чувствительны к температуре.

— Примерно на четыре градуса! — воскликнула она. — Деталь настолько важная, что здесь не должно быть никаких «примерно». Сейчас же дайте мне точные цифры.

Удрученно кивая головой, Полино отправился в оранжерею рисовать график температуры. Неделя, окончившаяся четвергом 9 февраля, была на 3,8° теплее, чем следующая за ней. В пятницу не было выброшено ни одного семени.

В субботу у Хала был выходной, но она застала его, гибкого, с обнаженным торсом, за разметкой следующих клумб, которые мистер Хокада должен был вскопать в понедельник. Она вошла в помещение, чтобы сделать выписки для своей монографии, а когда вышла, увидела, что он уже закончил работу и вышагивает по расстеленной перед рядом А брезентовой дорожке, беспокойно озираясь, чтобы успеть заметить первые несущиеся по воздуху семена. Его встревоженное лицо вызвало у нее улыбку.

— Хал Полино, — крикнула она, — вы производите впечатление отца, ожидающего ребенка!

— Какой, к черту, отец, — взорвался он. — Меня всего ломает. Ни одна оса не сможет оценить по достоинству, через что проходит мужчина, чтобы произвести на свет ребенка. Какая сегодня температура, доктор?

— Двадцать четыре.

— Давай, поднимайся. Поднимайся! — вопил он, взывая к температуре воздуха, и шагал по дорожке со сложенными за спиной руками, то и дело наклоняясь и свирепо вглядываясь в тюльпаны. Он вдруг стал похож на старика.

— Где осы? — крикнула она, разворачивая надувной матрац.

— Тюльпаны держат несколько штук в резерве, видимо, на случай необходимости подать сигнал приземления остальному осиному флоту, который курсирует где-нибудь по соседству. На этой стадии игры они не нужны тюльпанам. Кроме того, их могут зашибить летящие семена. Но ничего не происходит.