Мне стало не по себе. Город был почти на военном положении. Связано ли это с тем, что происходит? У меня было чересчур много вопросов, и мне стоило найти кого-нибудь, кто должен мне их дать. Я зашагал по улице вперёд, поравнялся с «Москвичом» и принял вправо – улица сворачивала в сторону. На пути моём поперёк дороги стояла сломанная «Победа», а за ней я внезапно увидел двоих красноармейцев. Они не спеша прогуливались метрах в двадцати от меня. Когда они обернулись, я с отвращением заметил, что лица у них такие же страшные, как и у первого встреченного мной супостата в такой же форме. Я притаился за машиной и наблюдал. Вдруг из подворотни справа вылез мужчина в рабочей тужурке. Он едва держался на ногах, а язык его нёс какую-то чушь. Исходяиз того, что он бормотал и взгляда на его свиную физиономию, я не стал сомневаться в том, что он ненормальный. Похоже, этот рабочий был пьян.
Красноармейцы застыли всего на секунду, заметив рабочего, а затем резво помчались к нему. Короткий удар приклада – и рабочий уже валялся на земле, грязно ругаясь. Красноармейцы пустили в ход штыки на своих «трёхлинейках» и с яростью закололи безоружного рабочего.
Понимая, что я тоже нарушаю комендантский час и что тоже могу погибнуть под ударами штыков винтовок, я аккуратно стал перебираться от укрытия к укрытию, пока красноармейцы возились с трупом рабочего. Пробираясь по улице под укрытием сельского фургона, я заметил открытые ворота в левую подворотню.
Аккуратно привстав, я помчался к воротам. Вдруг позади меня раздался сухой треск выстрела, и ворота передо мной заходили ходуном – похоже, пуля угодила в решётку. Я впрыгнул в подворотню, крепко сжав «Маузер». Подворотня вела к очередным дворам, где я надеялся спрятаться. Обернувшись, я увидел мрачный силуэт красноармейца перед воротами, дважды выстрелил в него и, не сбавляя скорости, помчался в глубину двора. Серые пятиэтажные коробки обступили со всех сторон, ни одна парадная не была открыта. Удача улыбнулась лишь в дальнем углу двора. Как я узнал, со двора не было других ворот, выходящих на улицу. Единственная открытая парадная оказалась в доме, имеющим два выхода. Выйти на другую улицу можно было, миновав лестничную площадку, пройти по коридору, между почтовыми ящиками, и выйти через дверь в самом конце. Но я вскочил на лестничную площадку, поднялся по крутой лестнице на 2 этаж и у дверей запертой квартиры присел.В пистолете остался всего один патрон.
Я услышал, как внизу загрохотали казённые сапоги: красноармеец помчался вперёд, к улице. Я спокойно вздохнул, более того, заметил, что он помчался за мной один: видимо его товарищ остался патрулировать улицу.
Встав перед дверью, я почувствовал, что к двери прикреплён листок, вырванный из школьной тетрадки. Взяв его в руки, я прочёл записку, написанную каллиграфическим почерком.
Прочитав записку, я свернул её и положил под дверь. Теперь стоило узнать, в каком районе я нахожусь и далеко ли от горсовета. Горсовет был в центре, а я, похоже, находился на окраине, но куда именно идти, чтобы не потеряться – это мне ещё предстояло выяснить. Но идти было проблематично, если кругом были выставлены патрули из красноармейцев, а у меня осталась последняя пуля в пистолете. Опираясь на полуразрушенные перила, я глянул вниз. Если красноармеец вернётся, он обязательно пройдёт внизу. Стоило оглушить или ударить его чем-либо, чтобы завладеть его винтовкой. Оглядываясь в поисках чего-либо тяжёлого, я заметил мешок с остатками цемента у второй двери, перед лестницей на третий этаж. По всей видимости, он остался здесь после ремонта. Он был довольно увесистый и мог при желании быть хорошим средством, чтобы оглушить кого-либо. Схватив его, я подтащил его к перилам. Внезапно, внизу послышались шаги.