Опускается ночь

– Готовится налет, – наконец произносит он, впуская тьму. – В ночь на воскресенье мы нападем на ферму дяди. Он будет в Джое, где ему ничто не угрожает, и все пройдет без осложнений. Я… я буду в числе налетчиков. Также моя сестра и еще много народу. Мне нужно, чтобы ты попросила сторожа открыть главные ворота, ровно в час ночи. После этого ты должна укрыться в здании и запереться в комнате – вы трое вместе: Марчи, мальчик и ты. Ты можешь это сделать?

Он опять слышит ее учащенное дыхание, от которого вздымается ее грудь, как в момент появления. Он ощущает, как его слова проникают в ее сознание, словно камень, погружающийся в толщу воды, и ждет ее реакции, – может, она испугается, может, даже не осознает смысла сказанного. Когда она поднимает взгляд, в ее глазах страх, но он не видит в них ни панического ужаса, ни отказа.

– В час ночи – это слишком поздно. Они ни за что не откроют мне ворота в это время. Нужно условиться раньше. Я не выходила из массерии после полуночи, и даже тогда дверь открывают мне очень неохотно.

– Когда же?

– Если я попрошу тебя беречь себя… если я попрошу не делать этого, что-нибудь изменится?

– Нет.

– Тогда я выполню твою просьбу. – На мгновение она склоняет голову ему на плечо, но она слишком возбуждена и поднимает ее вновь, теребя потрепанный манжет его рубашки, перебирая кончиками пальцев торчащие из него нитки. – И я должна молиться и надеяться, что на дежурстве будет Карло.

– Когда?

– В одиннадцать? Иногда я выхожу прогуляться перед тем, как лечь, это помогает мне заснуть.

– Это рискованно. – Этторе качает головой. – Не все в Джое спят в это время… по городу будут ходить патрульные отряды…

– Позже не получится, даже если на часах будет Карло. Ведь ты… ты не причинишь ему вреда? Если это будет Карло? Он такой юный и совсем безобидный… – говорит она.

Этторе согласен. Но он не может давать пустых обещаний.

– Не задерживайся и не смотри. Ты слышишь меня? Ты побежишь в свою комнату и запрешь дверь. Это все, что ты должна сделать.

От такой уклончивости ее лицо мрачнеет. Этторе отводит взгляд.

– Я совсем не хотел, чтобы дошло до этого, – говорит он. – Но нам не оставили выбора. Ты не должна никому говорить. Ни одной живой душе.

– А если тебя ранят… – Кьяра качает головой и начинает снова: – Если тебя ранят…

Этторе согнутым пальцем поднимает ее подбородок и пристально смотрит ей в глаза, подчиняя своей воле.

– Не задерживайся и не смотри.

Он еще долго не отпускает ее от себя после того, как время переваливает за полдень, и она уже давно должна быть на Виа Гарибальди. Ему кажется, что если он не настоит, то она никуда не уйдет; это то же самое нераздельное сочетание смелости и безрассудства, которое он замечал в ней и раньше, тот же самый слепой порыв следовать велению сердца, наперекор здравому смыслу. Она бы осталась с ним в этой маленькой церкви, притворяясь, что они могут прожить тут всю жизнь. У двери она оборачивается.

– Ты мог бы поехать в Англию со мной, – говорит она с внезапно вспыхнувшей надеждой. – Мы можем вернуться вместе. Я разведусь с Бойдом… мы могли бы пожениться. Пип будет жить то с нами, то с отцом… он уже почти взрослый. Ты мог бы уехать от всего этого.

Он не в силах поднять на нее глаз, не в силах вынести ее слабости. За время, пока он медлит, подыскивая слова, чтобы ответить ей, он видит, как она замыкается в себе, и внезапно вспыхнувшая надежда угасает так же быстро. Кьяра выскальзывает за дверь, прежде чем он успевает произнести хоть слово, опустив голову, отняв у него свои руки.

Как только она уходит, Этторе отправляется сообщить Паоле, что она согласилась помочь, но сестры нет дома; Валерио один спокойно спит в своей нише. Терзаемый нетерпением, Этторе извилистым путем возвращается в церковь и видит, что к нему направляется какая-то странная фигура, держась в тени противоположной стороны улицы. Он напрягается, готовясь к неприятностям, к драке, но тут узнает Пино. Этторе с облегчением переводит дух, но тут замечает, что его друг идет какой-то странной походкой. Он держит на руках Кьяру. Этторе отупело смотрит на это, не в силах взять в толк, что к чему, пока Пино заносит ее внутрь.

– Этторе! Запри эту чертову дверь! – рявкает он, усаживая Кьяру на скамью. Она подается вперед, почти касаясь лицом коленей. Ее блузка порвана, и юбка тоже. Щека и воротник запачканы кровью, у Этторе пересыхает во рту. Он захлопывает дверь и закрывает задвижку.

– Что случилось? – Он подходит к Кьяре, кладет руку ей на плечо и чувствует, как она дрожит. – Пино! Что случилось?

Пино отводит взгляд и пытается привести в норму дыхание; он явно не хочет говорить, словно чего-то боится.

– На нее напали, – в конце концов произносит он и делает глубокий вдох. – Это невероятное везение, что я проходил мимо. Работа рано закончилась – все зерно обмолотили. Иначе я бы не вернулся так скоро. Не смог бы помешать…