Вплотную подкатить к вокзалу, где расположился штаб корпуса, не удалось: станционное здание стояло между путями. Пришлось перешагивать через рельсы. Шорохов же с утра чувствовал себя неважно, его познабливало. С трудом удавалось держаться так, чтобы ни Мануков, ни Михаил Михайлович ничего необычного в его поведении не замечали. Иначе, как и Варенцова, спровадят в какой-нибудь лазарет. А то и просто бросят где-либо в избе. Сомневаться в этом не приходилось.
У вокзальных дверей стояла охрана:
— Господа! Входа нет!
Иванов, впрочем, исчез в недрах здания. Вскоре им пожимал руки полковник — фронтовой приятель Никифора Матвеевича Антаномова, как Шорохов знал теперь, Калиновский, начальник штаба корпуса.
Прошли в чей-то кабинет. Его стены усеивали таблицы движения поездов. Седым налетом лежал на письменном столе и сиденьях кресел слой пыли.
Сели. На столе была большая коробка ростовских папирос. Калиновский раскрыл ее, пододвинул к ним:
— Устали? Понятно…
Наступило молчание. Шорохов догадался: здесь они очень не вовремя. О чем с ними говорить, Калиновский не знает. Никакого интереса к тому, что может услышать от них, не испытывает.
— Когда я смогу повидать Константина Константиновича? — прервал тишину Мануков. — Такая встреча была мне обещана. Полагаю, дальше её откладывать смысла нет.
Калиновский вскинул белесые брови: — Сейчас узнаю.
Он вышел из кабинета и тут же возвратился с несколькими листками машинописного текста. Не садясь, разложил их на столе.
— Пока суд да дело, — сказал он, — если угодно, вот сводка последних сообщений для прессы… Во-первых, прибыло послание преосвященного Гермогена.
— Кого-кого? — Михаил Михайлович с веселым изумлением взглянул на Калиновского.
— Военного епископа Донской армии. В ближайшие дни оно будет размножено и распространено в войсках.
Калиновский подал один из листков Манукову.
Он бегло прочитал листок, протянул его Михаилу Михайловичу. Тот демонстративно отвернулся.
Но Шорохов отворачиваться не стал: «Телеграмма. С нами крестная сила, всесильный крест Христов милостивых низлагает врага благословенным оружием Христова именитого воинства. С чувством глубочайшего умиления прочитал сообщение о блестящих победах донской конницы над богопротивным супостатом. Уже видны блистающие главы древних храмов Первопрестольной, уже слышен радостно-торжественный звон Великого Ивана, уже несметными толпами собирается народ на площадях и улицах Москвы. С нами крестная сила. Всесильный крест Христов низлагает злочестивых врагов благословенным оружием христолюбивого воинства. Дерзайте же, славный генерал, дерзайте, храбрые донцы, с вами крестная сила, с вами крест Христов и держава победе и утверждения. Второго Донского округа Есауловской станицы казак военный епископ Гермоген».
Шорохов начал перечитывать, чтобы лучше уразуметь, в чем главный смысл этого послания: «…уже видны блистающие главы древних храмов Первопрестольной…» Рейд сворачивается в улитку, а в Новочеркасске по-прежнему считают, что корпус все ближе к Москве? Или во всяком случае подтверждают, что захват красной столицы в самом деле являлся целью мамонтовского похода? Он положил листок на стол.
— Вот что еще, господа, — с деланной бодростью продолжал Калиновский, — думаю, вам это приятно узнать. Сегодня в полдень состоялось торжество. Командиру корпуса был вручен адрес от английских офицеров, прикомандированных к Донской армии. Жаль, что вы не смогли присутствовать. Разрешите ознакомить?
Он взял со стола другой листок.
— Просим, — сказал Мануков. Калиновский надел пенсне:
— Английские офицеры, прикомандированные к Донской армии, пшют вам свои поздравления по поводу блестящих успехов от имени английской миссии и английской армии, представителями которых они имеют высокую честь быть в России. Ваши подвиги войдут в историю и явятся предметом зависти для каждого офицера любого рода оружия любой армии. Майор Вильямсон.
— Вильямсон! — Михаил Михайлович привстал и похлопал себя по коленям. — Смотрите, пожалуйста! И что же, он и сам сейчас здесь, в этих Грязях?
Калиновский пропустил его вопрос мимо ушей.
— Командир корпуса ответил на этот адрес: «Уважаемые союзники, доблестные офицеры лучшей армии в мире. Я получил ваше лестное для меня и моей конницы приветствие, горжусь вниманием, которое вы мне оказываете, и ваши заботы о том, чтобы поддерживать людей, борющихся задело правды, дали себя чувствовать во время нашего похода и боев. Опираясь на могучую силу артиллерии и прекрасные английские пушки, мы проходили там, где, казалось, нет дороги. Казаки, офицеры ия шлем дружеский привет, усердно благодарим за оказываемую нашей армии поддержку и верим в то, что правое дело, за которое мы боремся, не может быть оставлено без поддержки благородной нацией джентльменов-англичан. Да здравствует несокрушимая британская армия, да здравствуют наши благородные союзники. Генерал Мамонтов».
«Мануков и Михаил Михайлович — английские агенты. Теперь это окончательно установлено, — подумал Шорохов. — Но что произошло с полковником? В усадьбе был толково рассуждающий человек…»