Опрокинутый рейд

Опираясь о стену, он встал. Повернулся к полю. Цепочка людей приближалась. Где же конные? Варенцов? Никифор Матвеевич? Жаль, если убили. Служилый казак. Брал горбом. Было видно по всем манерам. Но и Семена жаль. И как просто! Мамонтовский обман. Теперь уж последний. Держать их троих в гуще боя, пока не погибнут. Из-за Манукова. То улыбались ему, то врали: «Потерь всего десять человек убитыми и пятьдесят ранеными». Но Мануков-то собственными глазами видел, сколько потерь! Тоже пешка в игре высокопоставленных благородий.

Люди, которые бежали по полю, были уже в сотне шагов от него. Он знал: это свои. Шагнул им навстречу.

— Тут еще один, — потом услышал он далекий-далекий голос. — И совершенно не раненый. Товарищ Васильева! У него нет никакого ранения!.. Товарищ Васильева!..

— Това… това… — попытался повторить они никак не мог полностью проговорить это слово, потому что в его мозг ворвался поток звуков, фраз, чередованья света и темноты, и он, уже легкий до невесомости, был подхвачен этим потоком и, кружась, неудержимо уносился им.

• • •

— … Мамонтов пошел без хозяйственного обоза? И для такого утверждения есть данные?.. Но ты понимаешь, насколько иначе тогда повернется вся наша борьба с ним?..

— …Будут… будет… станет… Большевистский язык. Они эти слова все время твердят…

— …Первое, что должен тебе передать, это благодарность за елецкую сводку…

-... все те полки полностью небоеспособны. В боях за Воронеж ни их рядовые, ни командиры участия принимать не намерены…

— …Я — Шорохов… Шорохов! Шорохов! Торговля «Богачев и Компания».. Шорохов!..

— … Товарищ Васильева!..

• • •

— Това… това… това…

Как он прекрасно теперь будет жить! Друзья так друзья. И все вокруг только счастливые… мать… мальчишка-поводырь… связная, которая разыскала его в Ельце… Как прекрасно…

ЭПИЛОГ

Девятнадцатого сентября 1919 года остатки мамонтовского корпуса — около двух тысяч конных и пеших казаков, рьяно опекавших шестидесятиверстной длины в четыре ряда возов обоз с награбленным — у села Осадчино соединились с прорвавшимся навстречу им 3-м казачьим конным корпусом под командой Шкуро.

Рейд Мамонтова как самостоятельная военная операция закончился.

Своей судьбе этот полководец покорился не сразу. 30 сентября 1919 года он вместе со Шкуро ворвался в Воронеж и залил его кровью.

В ярости он испепелил бы и собственный тыл. 20 октября, в Новочеркасске, он заявил репортеру «Донских областных ведомостей»: «Большевиков в Совдепии нет. Они имеются только в нашем тылу. Это мое глубокое убеждение, и я готов подтвердить его где и кому угодно».

На следующий день на заседании Большого войскового круга он начал упрекать деникинское командование:

— … Казачьи части являются пасынками. Их посылали вперед, а когда дело доходило до пирогов, то им говорили: «Подождите»…

Он пытался оправдываться:

— Наше появление принесло пользу не столько фронту, сколько показало населению России, что есть люди, к которым можно присоединиться.

Он стал на путь откровенной лжи. За время рейда, объявил он на том же заседании, «потери были ничтожны: двое убитых и четверо раненых». Он кокетничал:

— Я сам делал разведки… Подо мной было убито девять лошадей… Я порой доходил до такого отчаяния, что хотел застрелиться…

И ни разу, ни в сетованиях, ни в похвальбах, он не упомянул Калиновского. 20 сентября, после нескольких неудачных попыток, из района Коротояка этого полковника самолетом вывезли в белый тыл. С того дня Мамонтов начал вести себя по отношению к начальнику своего штаба так, будто они никогда не были вместе в походе.

• • •

Автор не задавался целью написать биографию Мамонтова. 47 дней белоказачьего рейда заинтересовали его как попытка военно-политического экспериментирования. Что было, то было.

Ленинград — Шахты — Новочеркасск — Тамбов — Мичуринск — Елец — Чаплыгин — Ефремов — Грязи — Воронеж — Москва