Опрокинутый горизонт

– Оптические нервы пересекаются на уровне хиазмы, – продолжил он, указывая на свой рисунок (изображенная профессором Бергером оптическая хиазма смахивала на большую букву X, напившуюся допьяна). – От этого страдает половина информации, передаваемой оптическим нервом. Ваш левый глаз не пострадал, но…

– Но у меня взрывается мозговая кора.

– Только один ее участок.

– Сколько у меня времени? – спросила Хоуп.

– Ничто не указывает на то, что слепота будет прогрессировать. Есть даже возможность, что выпот поспособствует рассасыванию, тогда ваше поле зрения восстановится.

– Я спросила, сколько времени мне осталось, – проговорила Хоуп так спокойно, что Джош окаменел.

– Этого я не знаю… – пробормотал Бергер, разглядывая свой рисунок.

– Я должна вам объяснить, почему согласилась, чтобы вы меня оперировали, и даже не стала консультироваться с другим специалистом. Потому что вы не пытаетесь быть любезным, не отягощаете себя ложью и ненужной предупредительностью. Если вы отвечаете, что не знаете, значит, вы очень обеспокоены.

Бергер переглянулся с Джошем и понял, что надо говорить правду.

– Опухоль сильно разрослась.

– А хорошая новость? – иронично спросила Хоуп.

– Хорошая?.. – не понял Бергер.

– Так я благодарю вас за правду, даже плохую. Успокойтесь, вы не обязаны придумывать хорошую новость.

– Тем не менее она есть: в других органах метастазов нет.

– Гениально! Им хорошо у меня в мозгу, наверное, это для них самое удобное место.

– Возможно, – сказал Бергер.

– Сколько времени пройдет, прежде чем Барт меня угробит?

– Барт?

– Так мы прозвали опухоль, – подсказал Джош.

Бергер кивнул, как будто их одобряя.

– Если снова прибегнуть к химиотерапии, то, возможно, еще несколько месяцев.

– А если без нее?

– Несколько недель. Поверьте, это все, что мы знаем. Каждый случай, каждый человек индивидуален. Не надо совсем терять надежду.

– Правда? – высокомерно произнесла Хоуп.

– Нет, неправда, – буркнул Бергер, крутя в пальцах ручку.

Поскольку, судя по его виду, не хватало фантазии на новый симпатичный рисунок, Хоуп поблагодарила его, встала и направилась к двери, чуть не врезавшись по пути в стул.

– Оставь меня, я привыкну, – сказала она Джошу, хотевшему ей помочь. – Это тоже дело времени. Возможно, я еще не сказала своего последнего слова.

* * *

Вечером она хлопотала на кухне, готовя запеченную спаржу, как будто все было в порядке, хотя ей все время приходилось крутить головой, чтобы что-то увидеть.

Джош накрыл на стол. Поставив блюдо на середину стола, Хоуп попросила его отвезти ее завтра в институт криогенизации. Настал момент готовиться к будущему.

* * *

Заместитель директора «Криогеникса» принял их в помпезном, как он сам, зале, за отполированным до ослепительного блеска столом, в роскошных кожаных креслах. Пол был мраморный, стены увешаны заключенными в дорогие рамки научными статьями, дипломами и сертификатами. Сказав, что ужасно огорчен, и тут же расхвалив надежды, которые дарит его компания людям в положении Хоуп, он объяснил, что представляет собой процедура нейропрезервации.

Когда наступит момент – Хоуп поймала его на слове и заставила называть вещи своими именами, – то есть когда станет понятно, что смерть Хоуп наступит через несколько минут, нужно будет без промедления с ними связаться. Туда, где будет умирать Хоуп, выедет бригада.

Как только врач подпишет акт о смерти, специалисты «Криогеникса» займутся ее сердцем и легкими, чтобы восстановить кровообращение и питать кислородом мозг. Тело на специальном матрасе изо льда будет переправлено в помещения «Криогеникса».

После этого начнется вторая фаза. Ей в вены введут антикоагулянт, потом раствор для витрификации, сохраняющий целостность клеток. После завершения этого этапа Хоуп поместят в контейнер, где температура ее тела постепенно понизится до минус 196 градусов Цельсия.

– Дальнейшее – вопрос оптимизма и времени, – сухо сказала Хоуп. – Я не пойму в ваших рассуждениях одного: как надеются вернуть к жизни умершего? Допустим, все это когда-то заработает, – я говорю «допустим». Тогда меня надо заморозить до кончины, а не после.

– Это запрещено законом, мисс, – возмутился заместитель директора.

Чтобы ее успокоить, он стал рассказывать о многочисленных экспериментах, которые якобы доказали, что нейроны коры головного мозга крысы остаются неповрежденными несколько часов после смерти. И есть все основания полагать, что место в мозге, где гнездится сознание, обладает временной посмертной сопротивляемостью.

– Это плюс. А минусы? – спросила Хоуп.

Заместитель директора, напустив на себя наполовину серьезный, наполовину снисходительный вид, ответил на ее вопрос своим:

– Увы, разве есть альтернатива?

Далее он проинформировал их о стоимости процедуры: 50 тысяч долларов, неподъемная сумма и для Джоша, и для Хоуп.

Тем не менее Хоуп пожелала осмотреть установки: когда выбираешь себе гроб, похоронное бюро обычно позволяет взглянуть на зал, где его установят.