- Ну конечно же. Позвольте, - он предложил ей руку, она оперлась на нее, и они подошли к стене столовой. Стена беззвучно поднялась, открыв театральный зал, в котором было всего лишь два кресла. - Я ангажировал на этот вечер всю югославскую труппу, и они готовы начать в любой момент.
Пока тянулось представление, она сидела безмолвно, и когда сцена опустела, в ее сознании царил тот же сумбур, что и в тот момент, когда занавес открылся. Автоматически аплодируя артистам, она напряженно ожидала от него какого-нибудь действия. Она была настолько обеспокоена, что отдернула руку, когда он прикоснулся к ней.
- Вам совершенно не нужно, - мягко сказал он, - опасаться меня или насилия с моей стороны. Это не для вас, моя прелесть. Вас - нас - сейчас ожидает всего-навсего немного простого коньяка, за которым мы сможем обсудить восхитительное сербско-хорватское представление, которое только что имели удовольствие видеть.
Они вышли через единственную дверь и оказались в отделанной парчой комнате, где венгерский скрипач наигрывал что-то в цыганском духе. Они сели за стол, и тут же появился официант во фраке; он нес на бархатной подушке бутылку, которую с великой осторожностью поставил точно в центр стола и сразу же вышел.
- Я никому не доверяю открывать такие бутылки: эти пробки настолько хрупки, что легко рассыпаются в пыль, - сообщил Рон и добавил:
- Мне кажется, что вам пока что не доводилось пробовать коньяк "Наполеон"?
- Если он из Калифорнии, то приходилось, - с полной откровенностью ответила Беатрис. Хозяин прикрыл глаза.
- Нет, - отозвался он, и в его приглушенном голосе угадывалось благоговение, - он не из штата Калифорния, а из Франции, страны, являющейся матерью виноделия. Произведенный, разлитый в бутылки и осторожно уложенный на стеллаж во время краткого, но великолепного царствования императора Наполеона Бонапарта...
- Но ведь это было очень давно, сотни и сотни лет назад?...
- Совершенно верно. С каждым годом этот император коньяков становится еще немного старше - и реже. На меня работают люди, единственным занятием которых являются поиски по всему миру этих и подобных им вещей, за которые они платят любую цену. Я не стану осквернять беседу о прекрасном, называя ту сумму, которая была уплачена за эту бутылку. Вам предстоит лично оценить, стоила ли она того.
Говоря все это, он изящным умелым движением извлек неповрежденную пробку; она легко выскользнула, и хозяин положил ее на салфетку. Он налил совсем чуть-чуть золотистой жидкости - меньше чем на палец - на дно больших пузатых бокалов и подал ей один.
- Сначала принюхайтесь к букету, попробуйте на кончик языка, а только потом сделайте крохотный глоток, - посоветовал он, и девушка повиновалась.
Когда они поднесли бокалы ко рту, в комнате воцарилась тишина. Беатрис подняла голову; на ее лице был написан неподдельный испуг, в глазах стояли слезы.
- Но... Это... Это... - бессвязно пробормотала она.
- Я знаю, - шепотом откликнулся он и наклонился к ней. В этот момент тусклое освещение комнаты еще больше потемнело, а скрипач куда-то скрылся. Его губы прикоснулись к белой обнаженной коже ее плеча, поцеловали его, затем скользнули выше по шее.
- Ox, - громко выдохнула она и подняла руку, как будто хотела погладить его по голове. А потом воскликнула:
- Нет! - и резко отодвинулась.
- Очень близко, - улыбнулся он, выпрямляясь в своем кресле. Действительно очень близко. Вы исполненны страсти, и нам осталось лишь подобрать к ней верный ключик.
- Никогда, - твердо возразила она, а он рассмеялся в ответ.
Когда они допили коньяк, свет вновь стал ярче. Из ножки кресла, на котором сидела Беатрис, выскользнуло невидимое для нее серебристое лезвие, прикоснулось к краю ее юбки и исчезло. Рон взял девушку за руку, а когда она поднялась, материя платья вдруг начала расползаться, и на пол посыпался дождь золотых блесток.
- Мое платье! - воскликнула она, вцепившись в стремительно расползавшийся подол. - Что с ним?
- Оно исчезло, - безмятежно пояснил Рон и вновь уселся, чтобы удобнее было наблюдать за происходящим.
А распад все ускорялся, и она ничего не могла поделать. Прошло лишь несколько секунд, и платье исчезло совсем, и лишь кучка золота, словно спутанный моток золотой нити, лежала у ее ног.
- Черное кружево, подчеркивающее белизну кожи, - сказал он, одобрительно улыбаясь. - Вы надели это для меня. И нежно-розовые подвязки для чулок.
- Вы поступили грубо и жестоко. Я ненавижу вас. Верните мне мою одежду! яростно потребовала Беатрис, отчаянно стиснув кулаки. Гордость не позволяла ей пытаться заслонять руками тело, прикрытое лишь эфемерными предметами нижнего белья.
- Браво. Вы истинно рыжая по характеру, и я не могу не восхищаться вами. За той дверью вы найдете гардеробную, а в ней купальный костюм, поскольку мы будем плавать.