— Негде их взять, — согласился Волков, — поставь такого ревнителя благочестия, как наш автор, во главе цензурного органа, так он всю музыку запретит, кроме церковных песнопений…
— Вот именно. Вкус у каждого свой, и почему вкус одного должен навязываться другим? Вот, смотри, — Настя полистала толстую книгу, открыла ее на нужной странице. — Писатель возмущается ростом «обнаженки» на эстраде. Излишне короткие юбки и глубокие вырезы ему не нравится. И опять извечные методы: запретить, запретить, запретить… А как определять, какая юбка короткая, а какая нет? Сколько сантиметров должна иметь в длину «правильная» юбка? Так ведь юбка — еще не самая большая сложность, ее, в конце концов, можно измерить в сантиметрах. А вот в чем измерить содержание художественного произведения?.. Почему ты улыбаешься?
— Мне приятно, что мы с тобой мыслим почти синхронно. Когда я читал «Метафизику культуры», я думал примерно о том же… И еще я думал, что идею автора очень трудно осуществить, чисто технически. Он пишет: государство должно запрещать исполнение песен или спектаклей, не прошедших через фильтры цензурного органа. Но ведь если песни написал я, то дома-то я их могу петь? А если они нравится моим друзьям и они приходят послушать? А если этих друзей десять, или двадцать, или сорок? Ведь это уже будет полноценный концерт. Кто же сможет меня проконтролировать, чтобы я не пел «неподобающие» песни?
— Я думаю, такой тотальный контроль вообще невозможен. Тем более в эпоху интернет-технологий. Тупо запрещать распространение каких-либо произведений культуры, это как стрелять по радиации из автомата. Настолько же бессмысленно…
— Есть такие люди, которые любят предлагать гениальные идеи, не задумываясь о конкретном механизме их реализации. Не вникают в мелочи. Вот и автор из таких. И насчет принципа ответственности ты права. Опять же, есть порода людей, которые спят и видят, как бы им стать честью и совестью нации. Выносить свои оценки, разрешать, запрещать… И все это — под флагом ответственности за нравственность других людей. Не себя, а других.
— Кстати, мой папа часто высказывает мысли, очень схожие с мыслями автора «Метафизики культуры». И меня он всегда опекает так, как будто он — государство, а я — неразумный народ. Сколько помню, он всегда хотел контролировать мои пристрастия, мои увлечения, даже мою личную жизнь. Хотя я ему иногда говорила, что за свои ошибки я сама и отвечу, перед собою же…
Оба почувствовали, как закладывает уши. Самолет снижался. Огоньки на земле становились все ближе.
— И еще я вспомнила сейчас одну очень умную женщину, — задумчиво сказала Настя, — художественного руководителя творческого коллектива нашей Академии. Она оценивает современное искусство, примерно как и автор этой книжки, но предлагает совсем другой вариант решения проблемы. В основу культурной жизни должен быть положен принцип здоровой конкуренции. Пусть государство поддерживает тех работников культуры, которые творят самое лучшее. С точки зрения государства, в смысле. А все то, что государство не считает нужным поддерживать, пусть существует за счет людей, готовых платить деньги… Ни один человек не станет платить за то, что лично он считает дерьмом. Как думаешь, она права?
— Более права, чем твой папа. И более права, чем автор «Метафизики культуры».
Самолет мягко стукнулся шасси о бетон взлетно-посадочной полосы. Пассажиры дружно захлопали в честь мягкой посадки. «Какая она все же умненькая, — подумал Сергей, поглядывая на свою подругу, — на любые темы с ней говорить можно. Или, может, я считаю ее умной потому, что она часто высказывает мысли, с которыми я соглашаюсь?..»
Глава 8
Работать сверхурочно Федор Михайлович Харченко не любил. В служебном кабинете после окончания рабочего дня не засиживался. По субботам и воскресеньям на службе не появлялся. Несколько раз у него случались конфликты с начальником следственного отдела, не способным понять, что на его подчиненных также распространяются нормы Трудового кодекса. На следователя Харченко давили, брали с него письменные объяснения по поводу и без повода. Подолгу не подписывали рапорта на отпуск. Угрожали уволить со службы, воспользовавшись каким-нибудь подходящим предлогом. Прозрачно намекали на новую кадровую политику в государственных структурах, направленную на оптимизацию штатов… Толку не было. Федор Михайлович уходил со службы в шесть часов вечера и брал свои законные два выходных дня. И не забывал взять отгул за суточное дежурство. Сверхурочно он работал только тогда, когда сам считал это нужным. Например, как в случае со следственными действиями на озере Радужном…