Опьяненные страстью

– Вы шутите? – удивился Себастьян.

– Отнюдь. И среди врагов у Англии есть сторонники. Шуаны, роялисты и республиканцы, ненавидящие друг друга, охотно вставляют палки в колеса Бонапарту – само собой, не из любви к Англии.

– Тогда, пожалуй, и я внесу свою лепту в дело победы.

– Неплохо сказано! – Генерал похлопал юношу по спине и перевел разговор на менее волнующую тему: – Вы еще встречаетесь с этими французскими куртизанками? Я слышал, в последние дни они принимали странных гостей. Например, месье де Вальми.

Себастьян пристально уставился на собеседника. Он был знаком с де Вальми, заслужившим репутацию роялиста, контрабандиста и опытного шантажиста. Но как бы там ни было, сестры Фокан обязаны ему жизнью. Их выбор друзей никого не касается.

– Если вы хотите меня о чем-то предупредить, лучше скажите напрямик.

– Те, у кого в желудке вино, а в чреслах пожар, бывают чертовски опрометчивы, – заметил Армстронг.

– Благодарю за предупреждение, но сестер Фокан абсолютно не интересует политика.

Сухой тон Себастьяна не предполагал продолжения разговора, однако Армстронг высказался недвусмысленно:

– Наступают трудные времена. Былые привязанности способны вызвать вражду даже у самых рассудительных людей. Смотрите не ошибитесь.

– С подобными женщинами я предаюсь лишь плотским утехам, – бесстрастно сообщил Себастьян. – Кроме того, вас это не касается.

Генерал ответил ему взглядом, который перепугал бы до смерти робкого человека. В свои шестьдесят лет он оставался приверженцем старой школы, мужчиной, для которого женщины являются собственностью, необходимой, чтобы удовлетворять потребности, тешить тщеславие и утверждать власть. Отягощенный грузом лет, он предчувствовал стремительное угасание физических сил и пылал черной завистью к молодым мужчинам.

– Я слышал, вы пишете мемуары. Похваляетесь победами?

– Я польщен тем, что вы сочли меня столь важной персоной и установили за мной слежку, но, какой бы ни была моя репутация, ей не сравниться с похождениями моего отца.

Генерал озабоченно нахмурился. С Симоном д’Арси он дружил с юности. Несмотря на то что позднее Симон превратился в отъявленного развратника, некогда он служил своей стране, сражался в британских континентальных войсках против мятежных американских колоний. Участие в этой войне не пошло на пользу нраву Симона, и генерал понимал, что сын никогда не простит отца.

– Когда-нибудь вы поймете, что пережил ваш отец.

Себастьян пропустил это замечание мимо ушей.

– Прошу прощения, генерал, меня ждут дела.

– Держите язык за зубами, д’Арси, – произнес вслед ему Армстронг. – Через несколько дней вы получите письменные распоряжения.

Себастьян покинул музей, так и не взглянув на Розеттский камень. Слова генерала на время отбили у него всякую охоту к умственной работе. «Держите язык за зубами»! Как будто он нуждался в советах, особенно когда дело касалось его личной жизни! Будто он сам не мог упрекнуть старого греховодника в отвратительных привычках!

Вместе с гневом пришло понимание: Армстронг тут ни при чем. Просто он не к месту упомянул об отце Себастьяна.

После возвращения Себастьяна в Лондон прошло всего несколько дней, а воспоминания, которые он изо всех сил старался похоронить в глубине души во время путешествия по Средиземноморью, вновь воскресли.

– Пэл-Мэл,[12] – сказал Себастьян кучеру, забрался в угол экипажа и закрыл глаза, сраженный внезапно накатившей усталостью. Так и быть – на время он даст волю мучительным видениям прошлого.

Отец и сын никогда не питали друг к другу любви. Мать Себастьяна умерла, когда ему было десять лет. С тех пор он редко встречался с отцом и еще реже разговаривал с ним. Весной в тот год, когда Себастьяну исполнилось шестнадцать, отец застал его в ту минуту, когда юноша пытался облегчить болезненную эрекцию. Себастьян ожидал, что на его голову обрушатся громы и молнии, но отец рассмеялся, расстегнул панталоны и без смущения показал сыну, как лучше действовать в подобных случаях.

Половая зрелость Себастьяна способствовала возникновению непрочной связи между ним и отцом. Симон почти силой увез Себастьяна из Итона во Францию и повел в знаменитый парижский бордель.

Себастьян безвольно обмяк на кожаном сиденье экипажа. Воспоминания о первой неделе, проведенной в Париже, неизменно вызывали у него гнев и унизительное чувство беспомощности. Отец заставлял его демонстрировать свою мужскую силу во время свиданий с проститутками, а сам наблюдал, критиковал и давал советы. Раздосадованный слабостью сына, он поселил Себастьяна в апартаментах на Рив-Гош вместе с некоей дамой полусвета. Даме было заплачено за обучение Себастьяна всем премудростям любовных утех. Симон явно хотел видеть своего сына подобием неистового сатира.

Себастьян горько улыбнулся, думая о своей греховной юности. Впрочем, несмотря на происки отца, о последних неделях в Париже он вспоминал с любовью, и не потому, что наконец-то познал настоящую, полную наслаждения близость. Дело в том, что впервые в жизни он увидел в своей наставнице душевное тепло и великодушие.