Операцию 'Шторм' начать раньше

Советские - значит, советские. Собрали, кто быт под рукой, простояли у стола три часа - спасли Вазира. А когда дело у того пошло на поправку. Амин, уже глава государства, выделил для своего адъютанта личный "Боинг", и Алексеев с Тутахелем вдвоем сопровождали единственного пассажира сначала в Москву, в больницу 4-го управления, а потом и в санаторий.

Про эту перестрелку ходило много самых разноречивых слухов. По одним после того как упал под пулями Тарун, Вазир закрыл своей грудью Амина. По другим - Амин инсценировал нападение сам. Мол, если бы захотели убить Амина, подпустили бы еще на два шага ближе и расстреляли в упор. Да и при входе во Дворец стоял танк, и по дороге к Министерству обороны стояло их еще немало - при желании они могли разнести машину, в которой уезжал "ученик" с истекающим кровью адъютантом, в клочья и дым. Но... "Ваша политика - высочайший профессионализм". Надо было - он спас Вазира. Потребуется помощь Амину - он сделает все, что зависит от него, врача. В остальном пусть разбираются политики, советники, КГБ - кто угодно и кому это интересно.

У входа во Дворец их уже поджидали, но первым делом резко потребовали сдать оружие. Обычно, входя в здание, мушаверы сами сдавали пистолеты дежурному. Сегодня же быстрые и сильные руки обыскали их, подтолкнули к двери. Стоявшие рядом афганские офицеры проводили их недовольными, чуть ли не враждебными взглядами. Начальник Главпура Экбаль рвал на кусочки листки с каким-то выступлением. "Что это они, как будто я виноват", - подумал Алексеев, открывая тяжелую дверь.

Войдя в вестибюль, врачи тут же замерли и поняли афганцев. На полу, на ступеньках сидели, лежали в самых неестественных позах люди. Куда там немой сцене в "Ревизоре" - такие позы не придумаешь, они могут быть только при массовом остром отравлении.

Алексеев переглянулся с Кузнеченковым - да, отравление. Первым делом сортировка: кому помогать в первую очередь, кто потерпит. И отправить из Дворца всех гражданских медиков: там, где творится что-то непонятное, лишним лучше убраться. А больным - противоядие. Есть ли во Дворце какие-нибудь, лекарства?

Склонились, над лежащей на полу женщиной, но по лестнице буквально скатился начальник госпиталя Валоят.

- Наконец-то, - со вздохом облегчения проговорил он и схватил врачей за руки. - Этих оставьте, не до них. Там Амин в тяжелом состоянии.

До второго этажа два лестничных пролета. Когда-то на ступеньках стреляли в Амина, теперь эти ступени вновь отделяют его жизнь от смерти. Если еще не поздно - удалить яд из организма, промыть желудок, заставить работать почки, не дать остановиться сердцу. Черт, но они же с собой ничего не взяли.

Амин, раздетый до трусов, лежал на кровати. По отвисшей челюсти, закатившимся зрачкам и заострившемуся носу было ясно, что они уже опоздали, но, словно всю жизнь работали в паре, Алексеев и Кузнеченков без слов подхватили Амина, потащили в распахнутую дверь ванной. Она была уютной, но не такой большой, чтобы спасать в ней отравленного хозяина, однако выбирать не приходилось.

Мешая и помогая друг другу, сделали уколы - Валоят уже стоял в дверях со всем необходимым. Промыли Желудок. Амин - он крепкий, надо побороться...

- Есть пульс, - уловил слабое биение жилки на запястье Кузнеченков.

Из ванной - вновь на постель: уколы, давление, пульс, уколы. Появились две капельницы с физраствором, и Алексеев ввел иглы в вены обеих рук. Замерли, ожидая результатов, - что могли они сделали, остальное теперь зависело только от организма самого Амина. И дрогнули веки умирающего, и подтянулась, сомкнулась в стоне челюсть. Успели. Вытащили из преисподней. И впервые после приезда во Дворец офицеры перевели дыхание, осмотрелись.

Взглядом попросив у них разрешение, к постели Амина подошел начальник Главпура Экбаль.

- Что... нового? - сквозь силу спросил больной, вкладывая в свои слова тревогу за развитие событий.

Экбаль замялся, не готовый к такому вопросу, потом вспомнил:

- Только что звонил министр иностранных дел СССР Громыко, он предлагает сообщить о вводе войск сегодня вечером.

Замолчал, не уверенный, что понял председателя Ревсовета.

- Значит... хотели без меня, - сквозь боль усмехнулся Амин и прикрыл глаза от бессилия.

- Вроде стрельба какая-то, - прислушавшись, кивнул на окно Кузнеченков.

Выстрелы, то одиночные, то длинными очередями, звучали совсем рядом с Дворцом, но Алексеев не придал им значения: в Кабуле стреляют практически каждую ночь. А время - седьмой час, для декабря это уже ночь.

- Ну что, идем к другим? - Кузнеченков, еще раз проверив пульс и давление у Амина, посмотрел на командира. - Валоят что-то про дочь Амина говорил, вроде тоже отравление.

Однако дошли они только до коридора - мощный залп сотряс здание. Посыпались стекла, погас свет. Внизу закричали, где-то что-то вспыхнуло, и врачи перебежали к полукруглому бару - здесь не было окон, хоть какой-то защитой казалась стойка.

- Неужели "духи"? - вслух подумал Алексеев.