Операция «Вирус»

Водолей пошел впереди, предупредительно распахивая двери. Все они были на замках и автоматически не открывались. Несколько минут мы шли тихими, светлыми коридорами, пока наконец не очутились в саду. Сад был большой, с прудами и мостиками, с тенистыми аллеями и уютными беседками. Но сверху этот парадиз прикрывал почти невидимый купол, словно мы находились где-нибудь на Тритоне. Знаю я эти купола, их не всяким метеоритом прошибешь. Интересно, от каких опасностей внешнего мира защищал пациентов спектролитовый купол? На Земле. В одном из самых уютных городов мира. Впрочем, вопрос риторический. Скорее всего, купол защищал не пациентов от внешнего мира, а наоборот.

Абалкина мы нашли на скамейке под густым кленом.

— Лев Вячеславович! — окликнул его Гриша-Водолей. — К вам посетитель.

Абалкин поднял голову. Я сотворил на лице радостную, чуть глуповатую улыбку. А-ля журналист Каммерер.

— Рад вас видеть живым и здоровым, Лева!

Абалкин посмотрел на меня как на ядовитое насекомое. С нескрываемой брезгливостью.

— Ну, я пошел, — проговорил Водолей и неторопливо зашагал к выходу из сада. Руки он держал в карманах медицинского комбеза. Только что не насвистывал. Уверен, что Гриша будет издали за нами наблюдать, словно тигр из чащи за пасущимися сернами. И хотя я совсем не боялся бывшего прогрессора, так все же спокойнее.

— Что вам опять от меня нужно? — спросил Абалкин.

— Хочу поговорить.

— О чем? — буркнул Абалкин.

— О гибели Курта Лоффенфельда.

— Что мог — я ужеизложил, — произнес Абалкин. — Добавить мне нечего.

— Открылись новые обстоятельства, — сказал я. — И мне необходимо кое-что уточнить, чтобы картина случившегося выглядела завершенной.

— Повторяю, мне нечего добавить.

— Вы даже не хотите поведать, зачем взяли в заложницы врача Полярной базы? — спросил я.

Абалкин потянулся к ветке клена, сорвал разлапистый лист и принялся его разглядывать.

— Я был на грани срыва, — сказал Абалкин. — Смерть боевого товарища…

— Прекратите паясничать, Лева! — оборвал его я. — Смерть Тристана здесь ни при чем. Вернее, не сам факт его смерти подвиг вас на эти… эскапады. А скорее, обстоятельства этой смерти. Не правда ли, Лева?

— Каммерер, не смешите меня. Тристан был моим давним другом. — Абалкин осторожно откинулся на спинку скамьи, видимо, раны не вполне зажили. — Очень давним. С шестидесятого года он следовал за мною по пятам. У других менялись наблюдающие врачи, у меня — нет. А это тем более странно, потому что они, как правило, узкие специалисты. На каждой планете своя микробиология, понимаете. Биоблокада биоблокадой, а местные вирусы, знаете ли, — это местные вирусы…

Да ведь он просто куражится, понял я. Ни черта он мне не расскажет сверх того, что захочет, ибо понимает, что козырей особых у меня и нет. Главный, врача Лотошину, я, как последний кретин, выложил уже в начале допроса. Что расследование на островах закончилось ничем, он вполне может догадываться. А еще — ему самому теперь глубоко наплевать на то, что там произошло между Гуроном и Тристаном, или, если угодно, — между прогрессором Абалкиным и врачом Лоффенфельдом. Пройдено и забыто, и вспоминать об этом он более не хочет. Неприятный, видимо, такой осадочек…

"Ему больше нет дела до народа голованов", — сказал умный Щекн-Итрч. Надо думать, что подземный житель, умеющий убивать и покорять силой своего духа, знает, что говорит, и слов на ветер не бросает. А насколько я понимаю голованов, в подобных случаях они говорят именно то, что хотят сказать. Нет дела — значит, нет. Совсем недавно — было, письма писал, Комову вон даже… Что же выходит? Если принять гипотезу… э… Бромберга-Каммерера, человек, генетически заточенный под одомашнивание животных, идет наперекор заложенной в него программе. И теперь Льва Абалкина интересует только тайна его личности и… и "детонатор". Вот и гадай, что это: высшее проявление человечности, преодоление заложенного извне предназначения — или программный сбой автомата Странников? Сбой, так сказать, вызванный невыносимым давлением обстоятельств?

— Лева, — сказал я самым что ни на есть проникновенным тоном, — давайте не будем отвлекаться на посторонние материи. Давайте я задам вам несколько вопросов и оставлю вас в покое.

— Валяйте, — так же равнодушно обронил Абалкин, небрежно поигрывая кленовым листком.

— Как вы узнали, что Тристан схвачен?

— Это элементарно, — проговорил Абалкин. — Он не явился вовремя в назначенное место.

— При каких обстоятельствах состоялся ваш контакт с Тристаном?

Абалкин хмыкнул, отбросил листок.

— В подвале контрразведки. Тристан говорил на незнакомом языке, следовательно, вызвали переводчика.

— Тристан не знал островного наречия? — я счел уместным удивиться.

— Тристан знал островное наречие, — положительно, Левушка-ревушка разговаривал со мной как с последним кретином. — Но палач перестарался, Тристан начал бредить. По-немецки. Тогда послали за переводчиком. Штатный же переводчик контрразведки в тот вечер был пьян, и под рукой оказался я.

"Или ты организовал так, чтобы оказаться под рукой", — подумал я, но перебивать Абалкина не стал.