— Знаешь — что?
— Что?
— Дмитрий здесь.
— Господи! — рывком оглянулась и бросилась к двери. Едва уцепился за рукав:
— Да не здесь — там!.. Там… Жив, кланяется… А ты — ни звука никому, и вида чтоб не было!..
Вцепилась в пиджак, и тысяча вопросов в глазах.
— Все, все! Вот передать просил, — достал 800 марок, вложил в ее ладонь, зажал пальцы, повернулся и — бегом к машине…
…Вечером Тучин протянул пропуск белобрысому сержанту Петрозаводской военной полиции, что стоял в проходной гаража во дворе штаба управления Восточной Карелии.
— Кто нужен?
— Слесарь Антонов.
— Ты Антонов?
— Я.
— Финским и вепсским владеешь?
— Владею.
— Будешь у меня председателем колхоза и заодно переводчиком.
— Не справлюсь. И нога вот…
— Неважно, пошли, — приказал Саастомойнен.
Антонов родился в год революции. В 39-ом вступил в комсомол. А в 41-ом его не взяли в армию: нога не гнется. Последним, кто отказал ему, был начальник штаба формировавшегося в Шелтозере партизанского отряда Назар Иванович Самылин. Прости, говорит, какой разговор, в нашем деле лосиные ноги нужны.
В партизаны не приняли, в ополченцы на Свирь не пустили. А на пристани — столпотворение. Последний рейс. Увозили самое ценное — грузы республиканского банка и ребятишек из Шелтозерского детского дома.
Ушли с приятелем в лес, в сторону Качезера, попали в прочес. И вот комендант Саастомойнен: «Будешь у меня председателем»…
Руководил ремонтом конюшни в Федоровской, подвозкой сена, корчевкой кустарника на полях. На корчевке люди работали плохо, оставляли пни. С председателей выгнали.
Бросили на оборонные работы в Вознесенье. Заболел.
Направили учеником киномеханика в Видлицу, где размещался в ту пору штаб управления Восточной Карелии. В клубе собиралось человек 120—150 солдатни. Крутил «Февральский манифест» — подписка Александром I манифеста о предоставлении «независимости» Финляндии; лапатоссу — кинокомедию «Ану и Микко» — о том, как хорош мир, где у бедной девушки есть шанс выйти за богатого. Часто в дикторском переводе шли фильмы киностудий Германии. Сеансы начинались с еженедельных обозрений — «вохеншау». В течение двадцати минут экран убеждал зрителей в близости победы.
Непобедимые немецкие танки, загорелые, запыленные, с закатанными по локоть рукавами непобедимые немецкие солдаты… И — поля, усеянные трупами русских, колонны военнопленных.
Затем основной фильм: «Девушка моей мечты», «Король-ротмистр» или «Улица Большой Свободы, 7» — о приключениях веселых гамбургских моряков. Красивая жизнь, красивые женщины с красивыми ногами, бедрами, бюстами — награда, которая ждет победителя.
Киномехаником был высокий, узколицый финн, крестьянин из-под города Турку, веривший во все, что крутил. Жил с ним на положении лакея в одной комнате, прямо при Доме культуры.
Однажды:
— Эй, вставай, принеси сигарет!
Болела распухшая нога. Вскочил, вцепился ему в горло, ничего не видя от злобы, душил, бил головой в подбородок.
Очнулся в луже крови, с подбитым глазом и нестерпимой болью в животе.
Соседняя дверь вела в комнаты «главного попа Карелии». Черные погоны с золотыми крестиками, пистолет под рясой. В мае, когда штаб переезжал в Петрозаводск, открыл эту дверь, взял пистолет и литр церковного вина. Напоил киномеханика, а выстрелить не смог.
Петрозаводск — допрос. Капитан полиции:
— Смотри в глаза, гадина! Не лги! Правду! Нет — к стенке!.. В Петрограде был?
В Петрограде не был, в Ленинграде — да.
— Ленинграда нет, а есть Петроград, запомни! Где родился?
— В Советском Союзе, конечно.
— Нет такого, есть Россия. Национальность?
— Вепс.
— Русский! Нет среди вепсов бандитов… В глаза смотри! Зачем пистолет брал?
— Не брал пистолета… Немцы взяли.
— Какие немцы?
— Те, что в Видлицах стояли, ехали из Олонца в Финляндию.
Улик не было. Из киномехаников выгнали. На бирже труда получил направление в гараж штаба, автослесарем.
Здесь 17 августа 1943 года и состоялась все изменившая в жизни Николая Антонова встреча с Тучиным…
— Ты где живешь, Коля? — спросил Тучин. Присел на корточки у края бокса и невозмутимо, с видом человека, у которого все в ажуре, покуривал. Антонов, то и дело путая порядок листов, собирал рессору заднего моста. И ответил, как ему показалось, с ненужной обстоятельностью:
— На улице Хоймасо Тяринен, дом десять, квартира семь.
— Что еще за улица?
— Дзержинского, по-старому.
— Не годится. Кончишь работу, иди за Лобановский мост. Постучись в первый дом от базара, выше по речке. Откроет женщина, скажи: «Вам привет от Егора». Понял? Ну, до встречи…