Операция «Цитадель»

Участвуя буквально во всех акциях нилашистов, Тибор действительно успел добыть себе славу храброго и крайне твердого человека, но из руководителя постепенно превращался в заурядного боевика, который со временем начал мешать и хортистам, и нилашистам. Правда, при этом он все больше нравился… гестапо!

В конце концов случилось то, что должно было случиться: в одно туманное утро Олта Тибора арестовала венгерская полиция. Ему инкриминировали убийство с изнасилованием и ограблением. Всего-навсего. При этом, как назло, все оказалось на месте: труп, свидетели, недопитое вино и пьяный преступник, который так и не смог сколько-нибудь членораздельно объяснить, каким образом он оказался в чужой комнате, рядом с молоденькой, симпатичной, но уже растерзанной евреечкой.

Правда, дело его огласке до поры до времени не предавали. Допросы вел молчаливый следователь, который, так и не доведя следствие до суда, вдруг был переведен в Дебрецен, в провинцию, и сразу же исчез. А за натерпевшегося страха Олта неожиданно взялось СД. Из обычной камеры для уголовников его перевели в камеру-одиночку, опекаемую гестапо, и им занялся следователь-немец из службы безопасности.

На первом же допросе Олт почувствовал, что еще не все потеряно, что он может быть спасен. Явным признаком стало то, что, как оказалось, судьба еврейки следователя интересовала куда меньше, чем раздоры и партийные секреты нилашистов, их связи, конспиративные квартиры и, понятное дело, источники финансирования. Но особенно следователь занялся исследованием взглядов на будущее Венгрии некоторых ведущих руководителей партии.

Германец этот был вежливым и неутомимым. Он спрашивал и спрашивал. Ничего при этом не записывая, не уточняя и не ставя под сомнение, а главное, не требуя от Олта никаких письменных показаний. И Тибор рассказывал. С упоением, взахлеб. Он попросту не мог не рассказывать, таким прекрасным слушателем оказался этот странный германец с исполосованной шрамами щекой. Так уважительно он относился к каждой мысли и каждому выводу арестованного.

Лишь со временем Тибор узнал, что этим «следователем на три дня» оказался сам Скорцени, один вид которого вызывает теперь у доселе неустрашимого Олта Тибора какой-то подсознательный животный страх. Хотя никаких оснований для этого вроде бы не было. Скорцени вел себя на удивление деликатно.

Единственное, что его раздражало, – что Олт упорно пытался подвести его к мысли, будто на самом деле он эту девушку не насиловал и не убивал, потому что все это было подстроено. Штурмбаннфюрер, ясное дело, и пальцем не пошевелил, чтобы изобличить Олта, степень вины подследственного его просто не интересовала. Но точно так же Скорцени не интересовали любые доказательства невиновности Тибора.

Когда все допросы были завершены, он вдруг дал Олту возможность ознакомиться с заведенным на него полицией и СД делом по поводу убийства еврейки, а затем плеснул на папку остатки коньяку из своей рюмки, поджег и швырнул в камин.

– Ты ж подумаешь: парень убил еврейку! – задумчиво проговорил он, глядя на комок пылающих бумаг. – Ну, убил, убил… еврейку. Так что ж теперь? Свой, надежный парень, почти земляк, австриец по отцу. Да я был бы последней свиньей, если бы отдал его в руки палачам или на много лет засадил за решетку. Неужели нам самим не нужны такие парни?

– Значит, моего «дела» больше не существует?! – готов был упасть перед ним на колени Олт. Он никогда не исключал, что карьера его может окончиться плачевно. Однако не таким же образом! Не в роли убийцы-насильника.

– Вы имеете в виду «дела» об убийстве еврейки? Конечно, нет! – улыбнулся Скорцени. – Полюбуйтесь, как прекрасно оно пылает.

– И все? Я свободен? Теперь будут искать настоящего убийцу?

– Неужели вас все еще волнуют такие мелочи, Олт?

– Вы считаете все это: обвинения, допросы, камера – мелочами?!

– С делом об убийстве еврейки кончено – и все тут. Осталось, правда, это «дело», – похлопал Скорцени рукой по другой папке, на которую Тибор просто не обращал внимания.

– Это? – опешил Олт. – А что это такое?

– Тоже «дело». Точнее, досье. С нашими откровенными беседами о партии «Скрещенные стрелы», о Салаши, о его любовнице баронессе Юлише… Да не волнуйтесь вы, в венгерскую полицию эта папка не попадет.

– Тогда зачем его было заводить?

– На таких людей, как вы, Олт, «дела» заводят только для того, чтобы потом как-нибудь, на досуге, демонстративно сливать их. Но согласитесь, что эту папку бросать в огонь рано.

– И куда, в таком случае, в чьи руки оно попадет?

– В мой личный архив. Только в мой личный архив! Отныне вы – мой друг. Признаюсь вам в одной своей слабости: время от времени я перечитываю такие расшифровки бесед со своими друзьями, чтобы вспомнить приятные минуты, проведенные вместе. А когда уж очень тоскливо, включаю сами записи.