– Стать гостем твоего Мошковича, конечно, предпочтительнее. Но ведь еврей же.
– Побойтесь бога, Штубер! Вы же в Венгрии, и вокруг вас – сотни тысяч евреев.
– Все еще?!
– Пора становиться нацитерпимым, друг мой, коммандос.
– «Нацитерпимым» – хорошо сказано. Как бы там ни было, а я не люблю сидеть в кладовках, да к тому же с видом на Дунай.
– Сейчас прощупаю. Чтобы не влипнуть.
Спустя несколько минут, Ланцирг вернулся и провел Штубера в кабинет Мошковича.
– Так это же совсем иной пейзаж! – удовлетворенно глянул Штубер в окно, не обращая внимания на старого, совершенно облысевшего служащего, с ярко выраженными еврейскими чертами лица. – Сам не прочь бы поработать в таком кабинете.
– Сразу же хочу предупредить, – насторожился служащий, – что вакансий здесь нет и в ближайшее время не предвидится.
– Вы заявляете это с такой уверенностью?
– А кто еще может заявить об этом с такой уверенностью? – оскорбился служащий, грассируя на своем немецком идише.
– Да знаю я в этом городе одного такого, – загадочно улыбнулся Штубер. – Великолепный специалист по вакансиям. – И едва сдержался, чтобы не уточнить: «по еврейским вакансиям».
Из окна хорошо просматривалась почти вся площадь перед конторой и последние кварталы двух подступающих к ней улиц. В конце одной из них Штубер заметил крытый брезентом грузовик, предусмотрительно подогнанный Скорцени для того, чтобы в него можно было поместить раненых и убитых в перестрелке.
«Воистину убийственная предусмотрительность», – скаламбурил барон фон Штубер. Но что поделаешь, они не имели права оставлять после себя никаких следов, никаких улик.
– Главное, что Скорцени позаботился о нашем катафалке, – повел подбородком в сторону этой мрачной армейской машины Ланцирг.
– Надеюсь, Господь ниспошлет мне сегодня что-нибудь достойнее этого армейского катафалка, – загадал свою судьбу гауптштурмфюрер Штубер, но тут же вспомнил, что Ланцирг в открытую назвал имя обер-диверсанта рейха. Толкнув коллегу в бок, он кивнул в сторону Мошковича, однако Ланцирг лишь снисходительно ухмыльнулся.
– Он уже обо всем догадался, – достаточно громко, чтобы мог слышать сам Мошкович, произнес Ланцирг. – Молчание – в обмен за право выезда в Палестину через Турцию[96].
– В таком случае будем считать, что в вашем лице господин Мошкович уже подготовил себе достойную канцеляристскую замену. Кстати, может, и нам уже пора подумать о путях «стамбульского эсэс-исхода» из Европы? Как-никак, турки нам не враги. Думайте, Ланцирг, думайте.
– Если бы я не думал об этом, то с чего вдруг завязывал бы столь трогательные отношения со служащим дунайской пароходной компании Венгрии, который как раз и представляет здесь известные сионистские круги Палестины? – вполголоса, хотя и не особенно таясь, проворчал коммандос Ланцирг.
33
Борнемисца – сорокалетний, полнеющий, с отчетливо наметившейся лысиной, перепахивающей большую черноволосую голову, мужчина встретил «майора Дравича» и его «адъютанта» с любезной улыбкой, усадил за стол и сразу же велел секретарше принести чаю с коньяком.
«А ведь этого провинциального мерзавца придется брать вместе с Хорти, – внимательно проследил за его знаками гостеприимства Розданов. – Обрати внимание, как он старается подготовить благоприятную почву для переговоров!»
В чем его-то выгода, терялся в догадках поручик. Если бы речь шла о переговорах с англичанами или американцами, – его старания еще можно было бы как-то объяснять. Но ведь речь идет о растерзанной гражданской войной, межнациональной враждой и оккупацией Югославии, будущее которой еще более мрачное и призрачное, нежели будущее Венгрии.
Так чего Борнемисца, Хорти и их сторонники добиваются, решаясь на переговоры с представителями югославских коммунистов, на что рассчитывают? В частности, владелец пароходной компании «Феликс Борнемисца»? Уцелеть, когда к власти в Будапеште придут прорусские или проюгославские коммунисты? Так ведь конфискуют всю твою контору к чертовой матери. И расстреляют, «как врага трудового народа». Или отправят в Сибирь.
Но даже эти погребальные перспективы могут открыться со временем, а пока что в Будапеште господствуют германцы. И вздернуть тебя – пять минуть развлечения. Впрочем, русские уже тоже пришли. Честь имею кланяться.
– Господин Хорти сейчас появится, – проговорил владелец компании, указывая пальцем на оживший телефон.
– С нетерпением ждем.
Слава богу, Борнемисца не владел ни сербским, ни хорватским, а говорил на каком-то скверном немецком, сымитировать который было несложно. Особенно Розданову с его славянским акцентом.
– Да, да, дорогой Николас! – все с той же любезностью кричал Борнемисца в трубку. – Они уже у меня. Всего лишь небольшое дельце, связанное с дунайским судоходством. Мой девиз: «Война войной, а торговля торговлей». Половина кораблей потоплена. Нужно думать, как жить дальше. Что? Да-да, конечно. Никто, кроме меня. Жду.