Штурмбаннфюрер выдержал паузу, позволившую внимательно осмотреть венгерских контрразведчиков. Лица их заметно просветлели. Людей, которые столь неожиданно понадобились, не пристреливают. По крайней мере, до завершения операции. А для них важно было именно это: выбраться из стен гестапо. А там уж как Бог даст.
– В подробности вовлекать вас пока не стану. Скажу только, что работа будет связана с ликвидацией одного подпольного коммунистического центра, занимающегося среди прочего еще и укрывательством нескольких бежавших из Германии евреев. Словом, обычная работа. Но нам нужны люди, хорошо знающие Будапешт и его окрестности, язык и обычаи венгров. Что вы на это скажете?
Галаши и Маркочи вновь переглянулись. Но теперь уже без того оскала враждебности, который озарял их взгляды еще несколько минут назад.
– Мы согласны, – ответил Галаши.
– Это наш долг, – поддержал его Маркочи.
Сержант-водитель тоже пробормотал нечто такое, что должно было прозвучать как одобрение. Но к его мнению вряд ли прислушались бы даже в том случае, если бы он вдруг оказался противником столь очистительного мероприятия.
– Но подобное сотрудничество возможно лишь при одном условии – что наша встреча и наши беседы в этом здании останутся…
– Можете в этом не сомневаться, – отличился теперь уже Маркочи.
Как и надлежит хозяину, Скорцени осушил свой бокал первым. Венгры действительно знали толк в вине. Их «Токайское» оказалось отменным.
Через три дня, когда Скорцени уже был занят делами, далекими от опереточного покушения на унтерштурмфюрера Фройнштаг, адъютант Родль, как бы между прочим, сообщил ему, что их знакомые венгры не могут быть привлечены к операции, поскольку капитан Галаши и его водитель обнаружены вчера вечером убитыми у одного из кафе на окраине Буды.
– Каких прекрасных людей теряет эта растерзанная страна! – сочувственно вздохнул обер-диверсант рейха. – Убийцу-то нашли?
– Так точно, господин штурмбаннфюрер. Сегодня утром по этому делу был арестован лейтенант Маркочи. При обыске у него в квартире обнаружили пистолет, из которого были застрелены оба сотрудника венгерской контрразведки.
– Орудие убийства – в доме убийцы?! – осуждающе покачал головой Скорцени. – Теперь вы понимаете, почему я всегда питал недоверие к классическим уликам, Родль?
– А что поделаешь, если этот идиот не позаботился даже о том, чтобы убрать после себя гильзы. Которые и были предъявлены представителям прессы.
– Неряшливость всегда наказуема, – все тем же нравоучительным тоном пастора согласился Скорцени с адъютантом. – Он-то хоть не стал утверждать, что будто бы пистолет ему подбросили?
– Мало того, Маркочи набрался наглости утверждать, что подбросили его мы, германцы. Агенты СД.
– Вот что происходит, когда убийцей оказывается человек без совести и чести, – мрачно ухмыльнулся Скорцени. – Нет чтобы повиниться и покаяться! Надеюсь, он утверждал это не в присутствии прессы?
– Гольвег, который руководил этой операцией, решил пощадить нервы журналистов и не устраивать им встречи с буйным убийцей. Тем более что Шторренн, которому, как знатоку венгерского языка, он поручил общение с прессой, оказался неплохим рассказчиком, журналисты это оценили.
– Прессу вы удовлетворили, это понятно, а что с убийцей двух венгерских офицеров-контрразведчиков?
– Не было еще ни одного убийцы в мире, который бы не пытался доказать, что орудие убийства ему подбросили… Вы же знаете, что даже у адвокатов ничего, кроме сочувственного смеха, подобные утверждения вызывать не могут.
– И все же наш долг позаботиться о том, чтобы еще до суда у лейтенанта появился надежный адвокат.
– Об этом мы уже позаботились, – заверил его Родль. – В качестве адвоката выступил все тот же златоуст Шторренн. – К сожалению, после первой же беседы со своим будущим защитником лейтенант Маркочи предпочел повеситься.
Диверсанты многозначительно взглянули друг на друга. Они оба помнили, что в свое время Шторренн подвизался в роли профессионального палача в одной из германских тюрем, а затем в особом лагере для предателей рейха.
Эти взгляды заменили им поздравления, которых они вполне заслужили. Что ни говори, операция прошла успешно, и фрау Вольф могла убедиться, что имеет дело с мужчинами, способными защитить ее.
– Напрасно вы так настойчиво осуждаете самоубийство лейтенанта Маркочи, адъютант.
– Вы правы, штурмбаннфюрер, – скорбно произнес гауптштурмфюрер, придав своему лицу смиренное, приличествующее случаю, выражение, – нельзя лишать человек, совершившего убийство двух своих коллег, возможности искупить свою вину собственной жизнью.
– Как мы с вами, Родль, глубинно понимаем друг друга!
26
– Я осуществлю вашу давнюю мечту, Гольвег. Пребывая в Югославии, вы с трудом сдерживали желание переметнуться к партизанам и возглавить один из отрядов Тито.
Гольвег удивленно взглянул на Скорцени и нервно передернул плечами, как смертельно уставший боксер – перед двенадцатым раундом.
– Что-то не припоминаю… – попытался он возразить, забывая, что если уж Скорцени захочет высказать какую-то мысль, то слушать он будет только самого себя.