— Да охраны они ждали, — неожиданно вмешался Скирв. Толстяк поигрывал толстым древком рогатины — Не терпелось, видать, пустить оружие в ход. — Провожатых своих.
— Какая еще охрана? Какие провожатые? — недоумевая, Бурцев повернулся к жмудину. — В обозе ведь были и рыцари, и кнехты.
— Были, — согласился Скирв. — По прусским владениям ордена с такой охраной ехать можно безбоязненно. Но скоро — польская граница, за ней пойдут добжиньские земли. А там этого мало. Туда без надежного сопровождения, которое любую атаку из леса сможет отразить, немцам соваться уже опасно.
— Хм-м, а надежное сопровождение — это кто? — поинтересовался Бурцев.
— Известно кто. Колдуны на большая колеснице вроде… — Скирв повертел головой, указал на «Опель» с торчащим из радиатора обломком копья, — ну, хоть бы вроде той вон. И с пяток колдовских колесниц поменьше, на трех колесах…
«Мотоциклы!» — догадался Бурцев.
— …и десяток-другой хранителей небесных или как их там еще… И чтоб у каждого — по ручной бомбарде, что стреляет без перерыву-умолку. А еще — пара дюжин тевтонских рыцарей с конными стрелками. Только с такими провожатыми орденские обозы и едут отсюда дальше.
— Ты уверен, Скирв?
Жмудин фыркнул:
— Не первый день слежу за орденской дорогой. Каждый обоз именно здесь, в этом самом месте, останавливается и ждет, покуда из приграничья провожатые не прибудут.
Вот, значит, как?! Бурцев повернулся к пленнику.
— Слышь, ты, шарфюрер недорезанный, ты что же мне зубы заговаривал и время тянул, да?
Немец не ответил. Отвернулся.
Бурцев взял эсэсовца за подбородок. Повернул к себе.
— Когда подойдет конвой?
Снова молчание. И снова — взгляд на дорогу. Полный надежды.
Значит, скоро…
— Что, опять говорить не хочет? — осведомился Вальтер.
Эсэсовец вздрогнул. Но — молчок. Рот по-прежнему держит на замке.
— Да он, собственно, уже сказал все, что нужно, — пробормотал Бурцев, не подумав о возможных последствиях.
— Ясно, — Вальтер быстро, с небрежностью профессионала, поднял заряженный арбалет. Вдавил спусковую скобу.
Выстрелил швейцарец неожиданно, навскидку. Почти не целясь. Наверное, немец не успел даже испугаться по-настоящему.
Мишень теперь была больше: не яблоко — ростовая человеческая фигура. Расстояние — меньше: в упор почти. Не промахнулся, в общем, Телль-младший.
Щелк, дзынь, хрусть — и промеж глаз пленника торчит оперение. Голова шарфюрера — шар с оттопыренными ушами — намертво пригвождена к стволу. Ставь хоть яблоко, хоть стакан с водой — не упадет, не опрокинется уже.
Народ охнул.
Вайкнул по своему обыкновению Хабибулла. Не восторженно уже — удивленно.
Одобрительно гоготнул Скирв.
— Так и надо! — подкрутил длинный ус пан Освальд.
Бурцев сплюнул с досады.
— Вальтер!
Туды ж тебя растуды ж!
— И часто ты так… пленных допрашиваешь?
— Всегда. — Телль спокойно зачехлял арбалет. — Пленных немцев — всегда. Лишний раз поупражняться в стрельбе — оно никогда не помешает…
Бурцев только покачал головой. Вай времена, вай нравы, короче… Ну, не мог он к такому привыкнуть — и все тут. Цивилизация накладывает-таки на человека отпечаток. Глубокий, неизгладимый, нестираемый. И никуда от этого не денешься.
— А вообще-то это за Берту, — тихо добавил Вальтер
Глава 56
— Василь, что сделано, то сделано. А сделанного — не воротишь.
На плечо легла тяжелая рука. Бурцев оглянулся: рядом стоит Дмитрий. Хмурится. Смотрит туда, куда прежде смотрел эсэсовец — на тракт. В ту сторону, где Взгужевежа.
— Скирв говорит, что тевтоны с немецкими колдунами могут сюда пожаловать, — озабоченно сказал новгородец. — Надо бы в лес уходить или…
— Или не уходить, — мрачно перебил Бурцев.
Просто уйти, бросив все, как есть, нельзя — наследили они слишком. Перебитая застава у платц-башни в вайделотском лесу. И обоз этот… Скоро, скоро начнется такой переполох, что немцы и Пруссию, и Жемайтию, и добжиньскую землю облавами прочешут. Все пути-дорожки перекроют. К Взгужевеже тогда на пушечный выстрел не подберешься.
В общем, расклад такой: хорониться в лесах времени нет. Нужно переть по тракту до самой Освальдовой вотчины. До башни на холме, или что там осталось. А встречи с идущим навстречу конвоем все равно не избежать.
— Биться будем? — дружинники вокруг оживились.
А уж как жмудины радовались…
Ну, что ж, в конце концов, одна большая «колесница» и три-четыре маленьких — не так уж и много. Если напасть внезапно и закидать врага стрелами из китайских арбалетов-автоматов. Стоп-стоп-стоп! А, собственно, почему только стрелами-то?
Бурцев окинул взглядом обозные повозки и их содержимое. Глянул на прицеп, где покоилась «Бешеная Грета». Елки-палки, ведь у них сейчас в руках орденская артиллерия! … Не Бог весть какая, но стреляет же. Должна… И со всем необходимым припасом к тому же. Грех не использовать такие трофеи в грядущей стычке!
Бурцев ухмыльнулся:
— Да, будем, други. Будем биться. Огненным боем.
Подумаешь, блин, грузовик, мотоциклы, да кучка фашиков с тевтонами. Бивали таких прежде, побьем и сейчас. Только бы успеть подготовиться.