Операция «Танненберг»

Штурмбанфюрер вернулся к машине, достал из кабины… Хм… Лопатка? Да, точно. Малая, саперная. Вряд ли ею тут рыли траншеи. Наверное, у нее иное предназначение — откапывать буксующие колеса грузовика. Для того, видать, и возили. Но на кой она понадобилась сейчас-то?

Немец воткнул лопатку в землю возле головы Бурцева, перевернул пленника на живот. Впечатав ствол в спину, развязал стянутые за спиной руки. Отошел, держа Бурцева на прицеле.

В чем дело?

Эсэсовец кивнул на лопатку.

— Возьми-ка это, полковник.

Так… Переходим на «ты»? Бурцев взглянул на фрица. Что задумал, гад?

— Не хочешь говорить, — будешь работать, — с ухмылкой пояснил тот. — Выкопаешь могилу. Здесь вот прямо и выкопаешь.

Пауза.

— Для своей женушки.

Кивок в сторону связанной Аделаиды.

Бурцев сжал зубы. Ах, вот оно что! Кладбищенская трудотерапия вкупе с психологической обработкой.

— Если не надумаешь беседовать — похоронишь жену. Своими руками зароешь. Заживо.

Агделайда Краковская лежала ни жива ни мертва. Эсэсовец скалился.

— Тебе она нужна… всем вам нужен анкер-менш, сволочь эсэсовская, — процедил Бурцев. — Ты не посмеешь…

— Да, анкер-менш нам нужен, — легко согласился немец. — Но живой он попадет во Взгужевежу или мертвый — это не играет никакой роли. Труп тоже вполне сгодится. Труп даже предпочтительней — с ним меньше хлопот. Так что выкопаем мы твою Агделайду и доставим куда надо.

— Вам придется иметь дело с императором, — сказал Бурцев, глядя исподлобья. — Мы его пленники. Рупрехту не понравится, что нас допрашивают и казнят не в его присутствии и без его ведома.

— Не беспокойся, если будет нужно, с Его Величеством мы как-нибудь договоримся, — немец нагло осклабился. — Да и не узнает господин Рупрехт о вас ничего. Вы ведь сбежали из замка. Мы за вами гнались. Не догнали… Ну что, приступим? Землица здесь хорошая, без камней. Рыть — одно удовольствие…

— Фашист! — выплюнул Бурцев. — Ублюдский фашист!

Улыбка эсэсовца стала шире.

— А когда зароешь девчонку, займешься своей могилой. В общем, копай и думай, пока копаешь. Это твой последний шанс, полковник. И ее тоже. Будешь говорить — будете жить. Оба. Не будешь — пеняй на себя.

Вообще-то насчет «будете жить» у Бурцева имелись бо-о-ольшие сомнения. Фигня все это.

— А чтобы тебе лучше работалось… — немец вытащил левой рукой кинжал, присел возле связанной Аделаиды, приставил лезвие динстдольха к щеке княжны. Правая при этом по-прежнему направляла свисавший с шеи «шмайсер» на Бурцева. — Увижу саботаж — начну резать. С личика начну, а там видно будет.

Дочь Лешко Белого сделалась белой как снег. Несчастная княжна была сейчас на грани обморока. Лицо свое она любила.

— Бери лопату, полковник. Бери, говорю.

Лезвие кинжала надавило на кожу.

Бурцев медленно нагнулся, медленно взял, медленно поднялся. А лопатка-то ничего — хороша. Прочный отполированный черенок с округлым утолщением на конце. Крепкая, заточенная по рабочей кромке сталь. Правда, угловатая, квадратная какая-то, как и все немецкое, начиная от шлемов-топхельмов и заканчивая башнями «Тигров». Но главное не это. Главное, что в руках имеется теперь какое-никакое оружие, неосмотрительно выданное врагом.

Саперная лопатка в рукопашном бою — вещь страшная. В рукопашном бою это уже не лопатка, а универсальный топорик, секирка, мини-алебардочка, которой и рубить можно, и колоть, и резать, и глушить. Все можно, если знать и уметь как. Бурцев знал и умел. Учили. И в десантуре учили, и в ОМОНе тоже. Не одними резиновыми дубинками жива милиция особого назначения. А Бурцев был способным учеником. Нужен только подходящий момент. Отвлекся бы фашик, убрал кинжал. И «шмайсер». Хоть на секунду. Хоть на долю секунды, а там… Лопатку ведь и метнуть можно. Он вонзил отточенный металл в сырую податливую землю. Отбросил в сторону срезанный дерн.

За работу Бурцев взялся зло и рьяно.

— Хорошо, — немного удивленно похвалил немец.

— Вацлав! — выдохнула княжна. — Тебе что, так не терпится избавиться от жены, да?

Ох, уж эти упреки! Аделаидка не была бы сама собой, если б промолчала. Даже здесь, даже сейчас. Бурцев сковырнул один пласт, наметил контуры будущей ямы, копнул глубже. Еще на один штык.

Чернозем. Черви…

Полячка всхлипнула. Немец не отрывал кинжала от лица пленницы. Бурцев работал усердно, но силы берег. В голове постепенно вызревал план.

Да, могилу он выкопает. И Аделаидку, если потребуется, сам опустит на дно. Натерпится страху, конечно, княжна, но так надо. Когда жена ляжет в землю, — вот тогда можно будет действовать.

Не полезет же фриц с кинжалом за пленницей в яму. Отцепится… А как начнется стрельба, — Бурцев покосился на молчаливых эсэсовцев у грузовика — могила станет для Аделаиды надежным укрытием. Окопчиком станет могилка.

Эсэсовец с интересом наблюдал за работой. Дочь Лешко Белого стонала, причитала, поскуливала. И тихонько ругалась, призывая на голову супруга все небесные кары. Бурцев не слушал. Он молча копал могилу жене.

Глава 23

Жара, грязь, пот в глаза. И влажный земной дух идущий из ямы…

Бурцев опустился по грудь, когда…

— Стоп! — приказал немец — Хватит.