Операция «Танненберг»

Видимо, ему поверили. Не было оснований не верить.

— Где вы должны встретиться?

— Еще дальше.

— Ладно, — дернул кадыком немец, — дальше, так дальше. Гоняться за твоими дружками у меня нет ни времени, ни желания. Вряд ли они того стоят. Будем считать, что им повезло. А вот вам двоим — нет. И это еще мягко сказано.

Бурцев отвел взгляд. Да уж… Второе пленение за сутки ему тоже не внушало оптимизма.

— Тебе и ей, — эсэсовец кивнул на Аделаиду, — придется отдуваться за всех. Обещаю — это будет крайне неприятно.

И сразу, без перехода:

— Кто такие? Почему выдавали себя за послов ордена Святой Марии? Это ваши люди напали на замок?

Бурцев не ответил. Только глянул вокруг. Странно, что допрос решили учинить прямо здесь, прямо сейчас…

— Вы будете говорить?

Бурцев говорить не собирался.

— Будете или нет, а, Васья?

Глава 20

Та-а-ак! Бурцев вздохнул поглубже. «Васья», значит? Немец, исковеркавший с непривычки его имя, смотрел со злой насмешкой. И как, интересно, фашики узнали? Ах, да! «Здесь был Вася». Сам ведь накарябал мечом на развалинах арийской башни перехода. Причем, такими буквами накарябал, которые в пятнадцатом веке еще не в ходу. И дату рождения сдуру поставил.

Нетрудно, в общем, догадаться.

Но если немцы видели его граффити… Не значит ли это, что фашистско-тевтонское посольство прибыло в эти края не своим ходом, а используя магические башни перехода? Для цайтпрыжков они нынче не годятся, а вот для перемещения в пространстве — в самый раз.

— Или, может быть, не Васья? — глумливо продолжал немец. — Может быть, все-таки лучше называть вас полковник Исаев?

Час от часу не легче! Этому типу известен еще и псевдоним, которым Бурцев представлялся господам из цайткоманды. Что, впрочем, тоже не удивительно. Эсэсовец-то ведь явно из этих… из хрононавтов Третьего Рейха. Но как штурмбанфюрер догадался, что Бурцев и полковник Исаев — одно и то же лицо? Если сам лица этого ни разу не видел. Или не догадался? Или это просто проверка?

— Не понимаю, о чем вы, благородный рыцарь, хотя в вашем благородстве я очень сомневаюсь.

Бурцев нарочно говорил спесиво, с вызовом. Еще пытался закосить под оскорбленного дурачка-феодала.

Закос не прошел.

— Не нужно ломать комедию, полковник, — хмыкнул немец. — Я вас сразу узнал. И вас, и вашу супругу Агделайду.

Проклятье!

— Разве мы с вами где-то встречались? — холодно осведомился Бурцев.

Лихорадочно вспоминая. Но — нет, в калейдоскопе виденных ранее лиц, мелькавших теперь перед его мысленным взором, этой горбоносой физиономии — не было. А на зрительную память Бурцев пока не жаловался.

— Лично — не встречались. Но заочно я с вами знаком. И с ней тоже, — «шмайсеровский» ствол указал на Аделаиду. — Хорошо знаком, как и все сотрудники цайткоманды.

Цайткомада! Все-таки цайткоманда!

— Мы вас давно ищем, полковник. Не столько вас даже, сколько вашу спутницу. Нашего анкер-менша, которого вы так беспардонно выкрали.

Проклятье! Проклятье! Проклятье! Дважды, трижды, десятижды проклятье!

— Не понимаю, — упрямо насупился Бурцев.

— Да бросьте! Вашу жену сфотографировали в хронобункере. Прежде чем отправить в допросную камеру. Снимки были распространены среди солдат и офицеров. И теперь милую мордашку Агделайды Краковской знает каждый член цайткоманды.

Бурцев думал. Соображал. Ладно, пусть… Сфотографировать Аделаиду в центральном хронобункере СС фашики, конечно, могли, но его-то — нет. Не было у них ни времени, ни возможности этого сделать. Ну, то есть, он так предполагал. Разве что в Венеции, у отца Бенедикта, когда их накачали усыпляющим газом. Но неужели при средиземноморской цайткоманде имелся штатный фотограф? Неужели вместе с вояками фашики засылали в прошлое папарацци?

— Ну, а что касается вас… — продолжал немец. — Украденная папка рейхсфюрера — вот, что вас выдало. Кстати, если вам это интересно, господин Гиммлер выжил после вашего визита и жаждет мщения.

— Я не знаю никакого Гиммлера, — Бурцев еще пытался отнекиваться. Понимая, что бесполезно. Все уже бесполезно.

Его возражений будто не слышали.

— Кроме того, ваш мужественный облик нам известен благодаря одному вашему венецианскому знакомому. Очень, кстати, талантливому.

— У меня было много знакомых, — озадаченно пробормотал Бурцев. — И талантливых, в том числе.

— Но не каждый смог бы запечатлеть вас так… узнаваемо.

— Что вы хотите сказать?

— «Шумный палец».

— Что?

— Так в переводе с итальянского звучит название картины работы Джотто ди Бондоне, на котором изображены вы, полковник. С венецианским мечом-чиавоной и с пистолетом марки «Вальтер». Это неизвестная широкой публике полотно дошло до нас вместе с архивами Средиземноморской цайткоманды. К картине приложена пояснительная записка, из которой явствует, что ди Бондоне задержали в Венеции вскоре после того, как вы сбежали из крепости Санта-Тринита. Маэстро допросили. Заставили изобразить вас по угольному наброску, сделанному им же в таверне «Золотой лев». После — отпустили. В тексте сопроводительной записки черным по белому написано, кто именно запечатлен на картине. Вы там, кстати, очень эффектно смотритесь.