— Друзей ордена, — нимало не смутившись, ответил Бурцев. Смущаться или каким-либо иным образом демонстрировать неуверенность сейчас было нельзя. — У могущественного братства Святой Марии всюду имеются тайные друзья и сторонники.
— Но как?! — только и смог выдавить из себя барон.
— А как в анекдоте, — хмыкнул Бурцев, осматривая свою дружину.
Ну да, точно… Иначе не скажешь. Встречаются русский, татарин и… И китаец. И араб. И англичанин. И поляк. И литвин. И прусс…
— Анек-дот, — нахмурил брови фон Гейнц. — Это город такой?
— Это клайне витц, любезный барон. Маленькая шутка.
Шуток немец не понимал…
— Хм, меня предупреждали о том, что послы гроссмейстера Ульриха фон Юнгингина прибудут на встречу с некими могущественными помощниками, но чтобы вот так… вот эти… — Альфред фон Гейнц продолжал хмуриться. — Кто бы мог предположить, что рыцари креста заключают союзы с … с такими союзниками.
— Это временный союз, — одернул собеседника Бурцев. — Он заключен во имя интересов ордена…
Подумав, чего бы еще соврать поубедительней, Бурцев добавил:
— …и одобрен папой.
— Каким? — живо заинтересовался барон.
Переборщили, блин! Не нужно было приплетать Его Святейшество. Ошибочка-с вышла.
— Что — каким? — очень осторожно спросил Бурцев.
— Каким папой одобрен?
Да уж… Хороший вопрос. Бурцев выдержал паузу. Как оказалось, правильно сделал.
Разговорчивый барон продолжал:
— Пап ведь нынче трое. И кто именно одобрил союз христовых рыцарей с сарацинами? Избранный на Соборе в Пизе Александр Пятый? Или Авиньонский антипапа Бенедикт Тринадцатый? Или, может, Григорий Двенадцатый?[5]
Н-да… Дела… Бурцев покосился на Джеймса. Брави быстро и часто моргал. Брави вид имел жалкий и беспомощный. Раньше-то он верой и правдой служил папе Григорию Девятому. А теперь…
Бедняга Банд! Тайный папский разведчик и убийца, брави Святого Престола при таком обилии понтификов теперь, небось, и не знает, к кому идти на поклон и перед кем отчитываться о таинственных Хранителях Гроба.
— Так о каком же папе идет речь?
— Я не уполномочен говорить об этом ни с кем, громе Его Императорского Величества, — нашелся все-таки Бурцев.
Сведенные к переносице брови и сухость в голосе сделали свое дело.
— Понимаю, — легко согласился барон. Обиженным он не выглядел. Видимо, в самом деле, понимал: тайна есть тайна. А в императорские секреты простым баронам совать нос не положено.
И все же на араба и азиатов немец косился с явным подозрением. Не доверял иноверцам добрый католик Альфред фон Гейнц. А вот это опасно. — Вам не о чем беспокоиться, благородный Альфред, — сказал Бурцев, — эти иноземцы уже приняли христианство. Втайне.
В такой тайне, что и сами не подозревают. Хорошо, что ни Хабибулла, ни Бурангул, ни Сыма Цзян не понимают немецкого.
Зато Аделаида в изумлении посмотрела на мужа. «Да? — читалось в ее глазах. — Приняли? И Когда же?» Неужто, повелась? Ладно, потом объяснимся.
— Правда? — барон заметно повеселел. — Так они христиане?! Всев трое?! Что ж, это в корне меняет дело. Заблудшая овца, вставшая на путь истины, святой нашей матери церкви дорога вдвойне.
Бурцев очень надеялся, что барон поверит орденскому посланцу на слово и не заставит сарацина, китайца и татарина креститься и читать «Аве Мария». Слава Богу — Христу, Аллаху, Будде и верховному божеству степняков-язычников небу-Тенгри — обошлось.
Глава 5
— Конечно же, все это не моего ума дело, — примирительно болтал Альфред фон Гейнц. — Раз уж эти… добрые христиане с лицами язычников входят в состав посольства братства Святой Марии, значит, так надо. Политика — дело тонкое, а я всего лишь простой солдат, преданный императору. Потому прошу извинить меня, и пусть наши новые братья во Христе проявят смирение и не гневаются на меня. Могу я вам еще чем-нибудь помочь?
— Можете, — в беседу вступил пан Освальд. — Милейший барон, вы не подскажете, какой нынче год?
Поляк уже был в курсе, что побег из эсэсовского хронобункера, осуществлялся не только в пространстве, но и во времени. Но нельзя же спрашивать вот так в лоб, в самом деле!
— Год? — глаза у барона округлились и полезли чуть не под самое забрало.
Да, действительно, странный вопрос для посла секретной миссии.
Альфред фон Гейнц повернулся к Бурцеву:
— Правильно ли я понял, что брат Святого ордена спрашивает…
— Да, барон. — Бурцев печально скривил губы. — Во время стычки с разбойниками нашего несчастного брата сильно ударили по голове. Он… он немного не в себе.
— Проклятые швейцарские алебарды! — немец отозвался с сочувствием и пониманием. — В свое время моему деду тоже здорово досталось в битве при Лаупане. Шлем несколько смягчил удар, но домой дедушка вернулся не в себе. И долго не протянул. Что ж, такое случается. Я надеюсь, ваш спутник излечится с Божьей помощью.
— С Божьей помощью, с Божьей помощью, — эхом отозвался Бурцев, — на него лишь уповаем в молитвах своих. И несчастный брат наш уже исцеляется. Но все же будет лучше, если вы ответите на его невинный вопрос, благородный Альфред. Именно вы, раз уж страдалец обратился к вам. Это … это успокоит немного его мятущуюся душу. Если вам не трудно.