И яростно кричали сзади – в кузове.
И время замерло.
«Такое уже было, – отмечало бесстрастное сознание. – И неоднократно». Ну, не такое – почти такое. У деревушки Мооста отчаянные дружинники Домаша и Кербета бросались врукопашную на немецкий танк – на бронированную «Рысь».
И сам Бурцев вот так же, как этот всадник в белом плаще с черным крестом, атаковал с копьем наперевес взлетающий «мессершмит» в Иерусалиме.
Увы, армейский грузовик – это не танк. И не самолет.
«Так что готовься к смерти, Васька Бурцев», – говорило бесстрастное сознание.
А рыцарское копье уже целило в грудь и голову водителю. И рука в латной перчатке держала то копье крепко. И щит с небольшим вырезом вверху служил дополнительным упором. И крюк с правой стороны нагрудника – тоже.
Копье целило в грудь и голову…
Оставалась секунда. Нет – полсекунды.
Потом ударит тяжелый наконечник на длинном древке. Наконечник ударит первым. И если попадет, остальное будет не важно.
У Бурцева копья не было. Не было и щита. Но за приборную доску он нырнул вовремя. Мгновение, доля мгновения еще была у всадника, чтобы изменить направление удара. Тевтонский рыцарь изменил. Использовал этот последний миг.
Бурцев уже не видел, как копейный наконечник кивнул, опускаясь вниз – к передку разогнавшейся машины.
Но всем телом ощутил удар под капот – в решетку радиатора. Сокрушительный удар!
Треск.
Это переломилось хрупкое древко, оставив стальное острие с баннером в потрохах развороченного движка.
И – сразу – грохот, скрежет. Еще более страшный удар.
Это рухнула на капот и смяла кабину лошадиная туша, перегруженная железом.
И – звон металла где-то сзади. Крики.
Это выброшенный из седла всадник, перелетев через кузов, свалился на землю. Головой вниз. Песье забрало на свернутой шее рыцаря было обращено теперь к спине.
Машина еще ехала. По инерции. Некоторое время. Недолго.
Стучало спущенное колесо. Нет, кажись, целых два ската пробиты. Поймали по арбалетной стреле? Напоролись на отточенную сталь? Уже не важно.
Разбитый двигатель заглох. «Опель» встал.
Не прорвались! Не проехали!
Оставалось одно – драться. До конца.
Из кузова с яростными воплями выпрыгивали дружинники.
Скорчившись в перекошенной кабине, царапая руки о разбитое стекло, Бурцев судорожно пытался извлечь из-за сиденья «шмайсер». Извлек…
– Василь?! Ты там как?
В правую дверь ломился Дмитрий.
– Вацлав, жив?
В левую – Бурангул.
– Куда лезете, Дурни! Сам выберусь! К бою! Все – к бою! Занять круговую оборону!
Помятые двери заклинило. Обе. Выбираться пришлось другим путем. Бурцев ногами спихнул с капота хрипящую рыцарскую лошадь. Скатился сам по искореженному, мокрому от крови, скрипучему от блестящих осколков металлу.
Поднял «шмайсер».
Долго оценивать обстановку и выбирать цель не пришлось.
Вся орудийная прислуга и черный обозный люд сбежали.
Два уцелевших тевтонских брата-рыцаря, несколько конных сержантов и оруженосцев носились меж телегами, пытаясь организовать пехоту для новой атаки.
С них-то Бурцев и начал. Дважды коротко пролаял «шмайсер», и обозная охрана лишилась командиров в белых плащах с черными крестами. Еще несколько очередей – и с коней попадали прочие всадники…
Еще… – и вот уже орденские пехотинцы, бросая оружие, бегут к лесу, к спасительной обочине. Патроны закончились, но, пока Бурцев меняет магазины, беглецов настигают стрелы Бурангула и дядьки Адама. И проворный Сыма Цзян успел уже по новой набить оперенной смертью магазин своего самострела. Целится из арбалета Телль…
Кнехты падают на бегу.
Трофейный «МП-40» снова валит тех, кто добрался, кто почти добрался до леса. Быстро опустел второй магазин.
Бурцев прищелкнул третий. Последний.
Вроде никто не ушел. Никто из кнехтов. Но…
Впереди надрывно заворчал и рванул с места тягач. Длинная платформа с бомбардой осталась на месте. Отцепили! Полугусеничный вездеход без прицепа удалялся неожиданно шустро.
– За ними! – крикнул Бурцев. – Быстро!
Быстро «за ними» не получилось. В открытой кабине «Фамо» сидели двое. Один уводил тягач. Другой, встав на сиденье и поднявшись над аккуратно уложенными в кузове каменными ядрами, поливал из «шмайсера». Длинными очередями, не жалея патронов, не целясь, вслепую, в тряске, в пыли.
Что-то свистнуло над головой. Что-то звякнуло о развороченный радиатор «Опеля».
– Лежать! – отдал Бурцев новый приказ.
Попадали все.
Стрельба прекратилась. Похоже, фашики выпустили весь боекомплект. «Фамо» удирал по прямому широкому тракту.
Бурцев, растянувшись на животе, судорожно палил вдогонку. В облако пыли, скрывшее тягач. Потом – бежал и палил снова. Пока не отстрелял последние патроны.
Остановить машину не получилось.
Глава 49
На тевтонского коня под белой попоной с кровавыми пятинами Бурцев вскочил, не раздумывая. Некогда сейчас думать. Если немецкий тягач скроется, если фашики доберутся до своих, если сообщат о нападении, дорога к Взгужевеже станет во стократ опаснее, тяжелее, длиннее…