Операция продолжается

— Вот оно что… — Володя нахмурился. — У Булгакова есть знакомый стрелочник на станции. Будто бы лежали вместе в госпитале….

— Молодец! — похвалил Сажин. — Очень важная деталь. Попробуй выяснить, кто этот стрелочник. Только без шума.

— Разумеется.

— Итак, до завтра, — Сажин подтолкнул Володю к двери. — Нам наедине долго оставаться самим господом богом противопоказано. Чуешь?

— Чую. До свидания. — Володя вышел.

Нади и Стародубцева у крыльца уже не было. Володя постоял, подумал и решил еще раз съездить на участок. Пошел на склад горючего, в надежде застать там Булгакова и подъехать с ним. Не хотелось перегружать побаливавшую ногу.

Булгакова и его лошадь Володя заметил еще издали, а когда подошел ближе, увидел и Мокшина. Геолог сидел около пузатой цистерны и ждал, когда коновозчик наполнит бочку нефтью.

— А я вас ищу, Василий Гаврилович, — сказал Володя. — Привез на проверку первое свое описание — и впустую. Проверить некому.

— Разве Вознякова нет в конторе?

— Был, да что-то не в духе. Велел вам показать.

— Потом, Володя, потом, — отказался Мокшин. — Я сейчас на участок еду.

— А вы что, не были еще? — удивился Володя.

— Снова поехать надо. Ушаков просил показать на местности будущую свою точку. Хочет дорогу туда заранее проложить. Вот и приезжал за картой. Сейчас еду, ждет Ушаков. — Он сокрушенно развел руки. — Не могу быть неточным.

— Это хорошо, — похвалил Володя.

— Ну, скоро ты там? — крикнул Мокшин коновозчику.

Этот окрик подействовал на Булгакова самым странным образом. Он передернулся, как от удара, чуть не выронил ведро.

— Сейчас я, мигом, Василий Гаврилович, — испуганно отозвался он, и спешно схватился за воронку.

— Да долей бочку-то…

— А она уже почти полная, — заискивающе бубнил Булгаков. — В один миг, Василий Гаврилович!

Мокшин с досадой поморщился и покосился на Володю. Володя почесал затылок и как ни в чем не бывало произнес:

— Выходит, сорвался мой выезд. Тоже хотел еще раз на участок сгонять. Не утянет ведь лошадь троих, да еще с грузом.

— Не потянет, — подтвердил Мокшин. — А ты в камералке поработай. Начинай составлять колонки по своим скважинам.

— Что ж, придется… — согласился Володя, улавливая цепким взглядом, как Булгаков поспешно грузит на дровни бочку.

«Боится же однако этот однопалый Мокшина. Как черт ладана боится, — думал Володя, возвращаясь в контору. — С чего бы?»

— Скажи, — заговорил Володя с отцом. — Ты на станции часто бываешь?

— Приходится, — Тихон Пантелеевич выжидающе посмотрел на сына.

— Работников там хорошо знаешь?

— Еще бы… — хмыкнул Тихон Пантелеевич. — Сам начальник станции кумом приходится. Не забыл поди Нестора Прохоровича?

— Не забыл. — Володя помялся. — А новых людей на станции много?

— Война, сынок. Война. — Тихон Пантелеевич хитро сощурился. — Что-то виляешь ты. Говори начистоту.

— Меня интересует новый стрелочник. Тот, который по ранению из армии демобилизовался.

— Стрелочник? — Тихон Пантелеевич заехал корявой натруженной пятерней в свои редкие рыжеватые волосы. — Да ведь там, почитай, одни бабы работают. Мужиков — раз-два и обчелся.

— Бабы? — огорчился Володя.

— Они. Кругом бабы. Хотя постой… — Тихон Пантелеевич наморщил лоб. — А ведь точно. Был у них такой. Вроде старшего стрелочника или путевого мастера… Только он не на фронте раненый, а при эвакуации под бомбежку, сказывают, попадал…

— Кто такой? — не стерпел Володя.

— Дай вспомнить, — отмахнулся старик и стал думать, чуть пошевеливая толстыми бесцветными губами. — Был… Вроде и сейчас там. Только на другой должности. Не то весовщиком, не то диспетчером… Подожди… Ну да! Фамилия потешная такая. Домишко у Савватеевых купил. Вспомнил. Куница — фамилия его. Я говорю потешная фамилия.

— Где он живет?

— Я ж говорю домишко у Савватеевых купил. Ничего домишко. Большой, крепкий еще. А цену дал, как за барахло последнее. Выжига. Воспользовался чужой бедой. Савватеев-то на фронте погиб, женка заболела. Детей морить голодом не будешь. Продали домишко. Сами к родне перебрались.

— Где этот дом?

— Да ты что, не помнишь? — рассердился Тихон Пантелеевич. — Вроде бы не нашенский. У переезда, около шпалорезки. Такой веселый домишко! На шесть окон. Еще на воротах всякие загогулины. Круги не круги, яйца не яйца— леший их разберет.

— Ага. Вспомнил. Зеленой краской наличники выкрашены были.

— Ну да. Самый савватеевский дом. На отшибе.

— Понятно, — Володя улыбнулся. — Благодарю за службу!

— Но-но! Ты полегче, — проговорил Тихон Пантелеевич без всякой обиды. — Тоже мне — генерал выискался.

Володя рассмеялся. Он видел: отцу очень хотелось утолить любопытство, старик еле удержался от вопросов.

— Молодец. Ничего не надо спрашивать, — одобрил Володя, и Тихон Пантелеевич смущенно почесал затылок.

— Я проверил твое описание, — сказал Мокшин, когда Володя вошел в спальню. — Все правильно. Можешь считать — первый блин испечен.

— Спасибо, Василий Г аврилович, — обрадовался Володя.

— Сам делал — себе и адресуй. — Мокшин устало порылся в пикетажках. — Листочка чистого у тебя не найдется?

— Для чего?

— Письмишко черкнуть надо. Послушаюсь тебя. Буду кончать….