Новгородскому даже совестно стало, что он должен был поручить этому мальчику-воину сложное и рискованное задание. Но выбора не было. Огнищев был уроженцем Заречья и такой удачи капитан упустить не мог. И притом физиономия… Эта простецкая вывеска могла обезоружить самого подозрительного черта. Новгородский с первого взгляда понял, что ему в руки дался бесценный клад. Вот к этакой-то наружности, да добрый бы, твердый характер! Но характера у Огнищева, к великому огорчению капитана, не оказалось. «Вывеска» воистину оказалась зеркалом души.
— Вы кончили Свердловский горный институт?
— Да, с грехом пополам…
— Это почему же?
— Напортачил в дипломном проекте малость. Пришлось переделывать.
— Так. Когда кончили?
— Нынче летом.
— И успели на фронт?
— А как же… Все пошли добровольцами, а я что — рыжий?
Новгородский посмотрел на белесые, срыжа вихры лейтенанта и с трудом подавил улыбку.
— Кем же вы служили?
— Командиром взвода в инженерно-строительном батальоне.
— Ага. Укрепления возводили.
— Да нет. Попросту драпали. На правах пехоты. От Могилева до Брянска. Там нашему батальону и конец пришел.
— Что, был уничтожен?
— Да нет. Постепенно усох до полуроты. Потом расформировали.
— Куда же вас направили?
— Толкнули в артиллерию. При штабе полка болтался. Потом в артиллерийскую разведку сбежал.
— Зачем же?
— У них рации.
— Ну и что?
— Как что! Рации надо кому-то ремонтировать… Да и радистов не хватало…
«Никакого самолюбия» — огорченно подумал Новгородский.
— Вы разбираетесь в радиоаппаратуре? Умеете работать ключом?
— До войны в радиоклуб похаживал. Получалось…
Новгородский ободрился. «Очень кстати».
— И с шифровальным делом знакомы?
— Нет. Не знаком.
— Где же вас ранило?
— Да уже под Ливнами, когда из брянского котла вырвались.
— И куда?
Огнищев сконфузился, ткнул пальцем на ягодицу. Новгородский только сейчас заметил, что молодой лейтенант сидит на краешке стула.
— В самое бюрократическое место.
— Кость задета? Ходить можете?
— Задета чуть-чуть, но к выписке готов. Хоть сейчас!
— Так. Что ж… Придется, товарищ лейтенант, поработать в тылу.
— В тылу? — Огнищев озадаченно сморщил лицо. — Это почему же?
— Так ведь и в тылу кому-то воевать надо.
— Ага… — В голосе молодого человека зазвучала обида. — Это что? Я для войны рожей не вышел, да?
— Почему же…
— А как же. Все после ранения снова на фронт, а я не подхожу. Так что ли?
— Поймите, лейтенант. Кому-то надо работать и здесь.
— В тылу… Не-е… — Огнищев, как капризный ребенок, замотал круглой головой. — Я в тыл не могу. Нет! Ребята там, а я здесь… Не могу. Вот в следующий раз на поправку привезут — тогда пожалуйста. Тогда — я согласен.
«И это говорит фронтовик. Человек, побывавший в окружении. Святая простота! Ребенок. Абсолютный ребенок! — окончательно огорчился Новгородский. — Ну куда я с ним! Это дитя все дело провалит!» — А вслух сказал сурово:
— Придется подчиниться, лейтенант.
— Что ж, прикажут — подчинюсь, — добродушно ухмыльнулся Огнищев. — Только ведь я все равно сбегу. И на что я вам нужен? Мало ли геологов. У меня и опыта никакого нет. Можно сказать — ни дня не работал.
«Нет, у него, кажется, есть характер!» — ободрился Новгородский. А Огнищев, по-своему оценив задумчивость капитана, с воодушевлением продолжал:
— Вас же самих на смех поднимут, если меня возьмете. У меня ведь физиономистика — во! — Он поводил ладонью перед лицом. — Смехота сплошная. Ребята на фронте все удивлялись: отчего я в комики не пошел, в артисты.
— Главное не в наружности, а вот тут! — Новгородский постучал себя по груди. — В содержании — главное.
— Оно, конечно, так… — мягким баском проворчал Огнищев. — Только я к вам не пойду. Мне с фронта ребята пачками письма шлют. Все назад в полк ждут. Даже командир полка написал. Велел сообщить, где буду, чтоб меня затребовать можно было.
Новгородский не усомнился в его словах. Этот мальчик мог быть любимцем у фронтовиков. Капитан и сам поймал себя на мысли, что ему очень нравится этот большой ребенок с ясным, безоблачным взглядом. Заставив себя быть строгим, он, однако, безапелляционно сказал:
— Итак, решено. Придется, товарищ лейтенант, на время остаться в тылу.
— Вот-те и дела… — скис Огнищев.
КРУТОЙ ПОВОРОТ
Володя Огнищев ехал домой со смешанным чувством. В жизни произошел неожиданный поворот. Все смешалось. К радости от предстоящей встречи с родителями и родным селом примешивалась тревога. Что-то сложное, путанное было в этой тревоге.
Было странно поверить, что в его тихом родном Заречье притаился враг. Страна детства — увитое зеленью берез и черемух Заречье — и такие события… Уму непостижимо!
Володя стоял в тамбуре и смотрел в вагонное окно. Поезд только что отошел от узловой станции Каменка и медленно тащился меж бесчисленных эшелонов. Хотелось скорее выбраться из этой нудной станционной толчеи на простор. Вагон тряхнуло на стрелках, потом еще раз, еще… Остались позади буро-красные близнецы-вагоны, за окном разлеглось широченное, дремлющее под снежным саваном поле. А за ним — серая чалма дыма, тонкие иглы высоких недостроенных труб, поблескивающие стеклами корпуса огромного завода.