Начиная наступление, Троцкий писал о казаках: «Это своего рода зоологическая среда, и не более того. Стомиллионный русский пролетариат даже с точки зрения нравственности не имеет здесь права на какое-то великодушие. Очистительное пламя должно пройти по всему Дону, и на всех них навести страх и почти религиозный ужас. Старое казачество должно быть сожжено в пламени социальной революции. Пусть последние их остатки, словно евангельские свиньи, будут сброшены в Черное море».
А ему предлагали сидеть и ждать у моря погоды!
Волин взглянул на стоявших рядом не менее его разочарованных речью Жеребкова соратников.
— Что скажите? — спросил он.
— Будем сражаться на свой страх и риск! Что же еще? — за всех ответил есаул Харитонов.
— Любо! — улыбнулся Волин.
В другом ответе он и не сомневался.
И ему было чему радоваться.
Нет, не смотря на все жидовские репрессии, не перевалась слава Тихого Дона, и никогда не переведется…
Через несколько дней стенограмма всего происходившего в Париже лежала на столе у генерала Москвина.
Был в ней и разговор Волина с казаками.
Прочитав полученные документы, Москвин вызвал Громова. Когда тот ознакомился с бумагами, он сказал:
— Как видишь, успокаиваться они не собираются. А это значит, что уже в ближайшее время нам надо готовиться к встрече гостей!
— Я понимаю! — ответил полковник.
— В связи с этим тебе будет интересно узнать, что позавчера при неудачной попытке ареста покончил с собой работник контрразведки Петр Игнатьевич Стрий. Как уже успели выяснить, это сотрудник абвера. После присоединения Западной Украины служил в органах военной контрразведки в Львове, где за рекордно короткое время раскрыл несколько подпольных организаций. Как мы теперь понимаем, раскрывал он эти организации с подачи абвера. В сороковом году он был переведен в Центральный аппарат. Работавший на него под видом уголовника другой сотрудник абвера Вильнёв, по кличке Кирка, сколотил небольшую банду, в которую наряду еще с несколькими работниками абвера входил пять наших уголовников. Этакий своеобразный боевой отряд. По приказу Стрия его люди убрали двух бывших офицеров, которые, судя по всему, стали чем-то опасными для него…
С этими словам Москвин отхлебнул из стоявшего рядом стакана остывший чай и поморщился. Генерал не любил ничего холодного.
— А откуда он появился, этот Стрий? — спросил Громов.
— Это отдельная история, — ответил Москвин.
В следующие минуты Громов узнал о том, как в сентябре 1939 года часть Красной армии разгромила полицейский участок в Львове.
В небольшой тюрьме этого участка они нашли несколько десятков арестованных.
Был среди них и некто Михаил Игнатьевич Стрий, избитый до полусмерти.
Из найденного в кабинете следователя дела контрразведчики узнали, что этот самый Стрий являлся членом местного комитета коммунистической партии Западной Украины и был арестован за проведение треррористического акта против высокопставленного польского чиновника.
Понятно, что его, прекрасно владевшего польским языком, взяла на заметку военная контрразведка.
— Вскоре, — говорил Москвин, — перед нашими службами встал вопрос нового комплектования кадров органов госбезопасности. Если ты помнишь, было даже принято специальное постановление правительства, согласно которому на службу в органы привлекались лица из коренных национальных меньшинств, проживавших на освобожденных нами территориях Польши, Украины, Румынии. Понятно, что брали тех, кто прошел тщательную проверку. Лучшей рекомендацией была работа в подполье, в комсомоле, взаимодействие с подпольными партийными организациями. И лучшей кандидатуры, чем этот самый Стрий, было трудно найти! Особенно после того, как он сдал несколько бандеровских групп…
— И его…
— Перевели в Центральный аппарат, поскольку он понравился какому-то начальнику, будь он неладен! Хотя по-своему тот был прав. Ведь тогда повсюду выискивали «контрреволюционеров» и «врагов народа», а с помощью Стрия генерал раскрыл целую сеть украинских националистов и польских патриотов…
— А почему арест оказался неудачным? — поинтересовался Громов, предпочитавший видеть перед собой абверовца живыи и невредимым.
— Стрий раскусил ампулу, которая была вмонтирована в зуб…
— А что этот Кирка?
— Тоже агент авбера. Клянется, что только выполнял задания Стрия, а вот с чем они были связаны, он не знает!
— Вполне может быть, — покачал головой Громов. — А как насчет сотрудничества?
— Пока отказывается!
— Так что, — спросил Громов, — тупик?
— Не совсем, — покачал головой Громов. — На квартире Стрия нашли два дела, изъятых им из архива. Первое касалось Владимира Ивановича Никитского, племянника одного из самых свирепых казачьих атаманов в Сибири…
Громов слышал об этом Никитском.
После Октября казачий отряд его дяди, находившийся на фронте, получил приказ разоружиться и направиться в Омск.
Тот нарушил приказ и прибыл в Омск с вооруженным отрядом. Совет казачьих депутатов предложил ему разоружиться, однако Никитский не подчинился, ушел с казаками из города и перешел на «партизанское» положение.