Операция «Посейдон»

— Ладно-ладно, иди. Не забудь про «Ласточку». Игорь пулей вылетел из приемной.

Начинался рабочий день. Приемная постепенно наполнялась руководителями райгоротделов, вызванными на доклад к начальнику Управления. Не замолкая, звонили телефоны на столе оперативного дежурного. Их было около двух десятков. Иногда не хватало и четырех рук, чтобы поднять гудевшие трубки. К обеду напряжение спало. Улучив минуту, Анатолий спросил:

— Послушай, а что это было?

— Ничего, просто в пятницу мы с тобой идем кушать шашлыки.

— Нет, а вот начальник Управления… он что, на самом деле видел Игоря?

— Да нет, что ты. Есть у него время стоять у окна. Это просто был розыгрыш.

— Но ты же входил в кабинет к генералу!

— Кто тебе сказал? Смотри, — он подвел Анатолия к двери в кабинет начальника Управления. — Видишь, она двойная. Я осторожно открыл первую дверь, закрыл ее и пару минут постоял в тамбуре. Правда, я рисковал. Вдруг генерал решит выйти и натолкнется на меня. Но, кто не рискует…

— Тот не ест шашлыки! И они громко рассмеялись.

Только через полгода за очередным застольем в той же «Ласточке» Игорь узнал, как его разыграли друзья. Его изумлению, а потом деланному негодованию не было предела. Окна «Ласточки» звенели от хохота дюжины молодых глоток.

Среди друзей Анатолия был еще один замечательный человек — Владимир Трошкин. Воспитанный в семье московских интеллигентов, окончивший музыкальную школу по классу фортепиано, он отличался изысканным вкусом в одежде и хорошими манерами. Владимир следил за модой. Костюмы, которые он носил, всегда были подогнаны по фигуре. Каждый день он менял галстуки, которые украшали заколки. В его присутствии даже закоренелые матершинники старались подбирать более благопристойные выражения. Владимир работал в отделе на канале выезда советских граждан за границу из Москвы и Московской области. Информация от агентуры и доверенных лиц после их возвращения в Москву из загранпоездок проходила через руки Трошкина. Он внимательно прочитывал сотни, а может быть, тысячи бумаг, а потом готовил на их основе аналитические документы для руководства Управления и Главка. В первоисточниках попадались иногда такие перлы, что, как говорится, хоть стой, хоть падай. Со временем он стал собирать эти «изюминки», которые можно было бы озаглавить: «нарочно не придумаешь».

У Владимира было еще одно достоинство — он не курил, поэтому в его кабинете всегда был чистый воздух. Анатолий Барков, тоже некурящий, иногда заходил к нему подышать чистым воздухом. В кабинете, где работал Анатолий, сидело еще трое заядлых курильщиков, каждый из них выкуривал по пачке сигарет в день. Дым стоял коромыслом. Молодой опер тогда еще не знал, что по медицинской терминологии является пассивным курильщиком.

Однажды утром Анатолий встретился с Владимиром в лифте.

— Заходи ко мне через полчаса, покажу кое-что. Анатолий, предвкушая удовольствие, не вытерпел и пришел на 10 минут раньше.

— Слушай. — Трошкин начал читать выписанные в тетрадь «шедевры». — «Рид» владеет пошивочной мастерской, а также английским, французским, арабским и западно-армянским диалектом». Здорово, да? «Изменений во внешнем виде и здоровье «Флюгера» не произошло, за исключением ампутации левой ноги». «В целом, «Мэри» в моральном отношении устойчива, не считая факта ее отчисления с курсов стенографии за многократные связи с мужчинами, помимо мужа».

— Ну, как?

Анатолий хохотал так, что заслезились глаза.

– «Жена «Билла» до замужества работала в школе для девочек, а после замужества перешла на мальчиков».

— Каково? «Проверочный контейнер «Тор», очевидно, хранил в курятнике, поскольку, кроме петушиного пения, ничего, заслуживающего оперативного внимания, при прослушивании контрольной записи не обнаружено».

Да, все это было забавно читать и слушать. Но после таких встреч с Владимиром Анатолий стал по-другому относиться к подготовке своих оперативных документов. На составление справок, отчетов, докладных записок, оформление агентурных сообщений уходила уйма времени. О компьютерах тогда никто и не слышал. Кто умел печатать на машинках, стучали пальцами по клавишам, остальные писали от руки и отдавали материалы машинисткам. Через два — три дня оперработник получал отпечатанный на машинке документ и докладывал, если было что-то важное, начальнику отделения. Так они и жили.

* * *