Операция «Посейдон»

— Ужасно устала, — ответила Галя. — Вообще-то, я Москву не люблю…

— Ты не права, — усмехнулся он, — я покажу тебе настоящую Москву. А там здорово, поверь мне.

— Где? В настоящей Москве?

— Ну да, и в Барвихе…

— Занятно, — протянула Галя, догадываясь уже, что эта поездка просто так не закончится. — А грозу тоже закажешь?

— Как тебе будет угодно, — улыбнулся он.

Вторая встреча прошла без поцелуев, что немного раздосадовало Галю. Вот о чем думала она, пробираясь по длинному захламленному коридору в убогую комнату — Ришелье в четвертом классе? Когда же он своих одноклассниц начал зажимать в углах? Наверняка тогда же. Настроение было немного подпорчено этими размышлениями. Но обрадовало, что под настоящей Москвой Максим подразумевал то, что любил и хорошо знал.

— Мама, — раздраженно потребовала она вечером, — я ничего не знаю о Людовике номер четырнадцать. Как ты могла, мама, лишить меня этого уникального человека? Я чуть было не опростоволосилась. К тому же, немедленно должна влюбить себя в Ришелье. Он такой изящный, у него такой нос и такой роскошный воротник. Но я ничего не помню, кроме картинки.

— Ах, да, я все собиралась перейти к сложным материям, но ты такая занятая, доченька.

— Макс, — без всякого перехода объявила Галя, точно мать давно знает ее нового друга, — приглашает меня на свою дачу, в Барвиху. Завтра.

— Вот как? — удивилась мать. — Что это он?

— А ты знаешь, кто это? — нарочито рассеянно поинтересовалась Галя.

— Нет, — честно призналась та, — наверное тот, с кем ты недавно познакомилась в сто десятой.

— В точку, — важно кивнула Галя.

— А родители будут? — спросила мать.

— Вряд ли, — пожала плечами дочь, — по крайней мере, на вечере я их что-то не видела. Родители отдельно, Макс — сам по себе. Он такой взрослый, умный, ты не бойся, ничего такого со мной не случится.

— Я не боюсь, кормилица, — саркастически ответила Софья Григорьевна. — Ришелье, говоришь?

— Талейран, — Галя подняла вверх указательный палец и прыснула от смеха.

— Дети-дети, — покачала головой мать.

— Я пошутила, — отрезала Галя.

Под деревом, действительно, как бы сошедшим с картины знаменитого француза, Галя и потеряла девственность, в чем никогда не раскаивалась. Это великое событие совершилось по ее желанию, просто и без всякой боли. Новые ощущения были полной и совершенной неожиданностью. Казалось, что с Гали сняли невидимый покров, и она, как лопнувший бутон, радостно подставила благоухающие лепестки лучам заходящего солнца. Вдобавок ко всему, она чувствовала себя охотницей, победительницей, ничуть не умаляя в эти мгновения желания возлюбленного.

— Что это было? — спросила она любовника, который бережно держал ее в объятиях, с трудом переводя дыхание.

— Совместный полет в космос, — ответил Максим.

— Как-то ловко у тебя все получилось, — удивленно сказала Галя, не зная, что говорить сейчас еще.

Любовник, а она мысленно уже называла его именно так, говорил о себе, а должен был как-нибудь высокопарно объяснить, что произошло с ними.

Она огляделась. По трусикам, которые несколько минут назад стянул с нее Максим, полз мохнатый шмель.

— Вот, — загадочно сказала она, — я же знала.

— Очевидец, — улыбнулся Максим.

— Очевидец чего?

— Грехопадения. А теперь — гроза. Как я и обещал. Пойдем скорее в дом.

В дом они вбегали уже при блеске молний. Вскоре могучий удар грома потряс стены, а потом начался поистине библейский дождь.

— Это для нас, — сказал он, наконец-то угодив Гале.

— Спасибо тебе, — ответила она и поцеловала его в лоб, — ты ведь знал?

— Конечно.

— И часто ты это устраиваешь?

— Грозу-то? — рассмеялся он.

— А что еще? Да ладно, ладно, я ничего такого не имела в виду.

То ли от охватившего ее озноба, то ли от сопутствующего ему острого и всепоглощающего удовольствия, Галя внезапно почувствовала себя жалкой и даже опустошенной. Красивый дом, в котором они теперь оказались, показался ей неприветливым.

— Я боюсь, Максим. Здесь кто-то есть?

— Да никого, Я же тебе говорил.

— Когда говорил?

— Отец и мать в Ливадии. А мне этот Крым до лампочки. Я тебя люблю, и ты лучше всех.

— Правда? — спросила она, точно не веря сказанному.

— А то, — ответил он рассеянно, точно о чем-то вдруг задумался.

— Что с тобой, милый? — все еще беспомощно спросила она, тут же подумав, что впервые говорит так, и в этом была какая-то особенная грусть, возвращающая силы и уверенность в себе.

— Да ничего, — смущенно произнес он, — ты что-то сделала со мной.

С этими словами он обнял ее, но движением, как Гале показалось, привычным, словно бы отрепетированным.

— Тебе противно? — спросила она не без лукавства.

— Думаю, что это тебе противно, — ответил он. — Привез тебя в этот заповедник и…

— Это было на воле, — возразила Галя, но ей почему-то сделалось тошно. — А, знаю. Всякий зверь после любви печален. Вернее — после соития.