Операция «Посейдон»

Тот знаковый, кульминационный день облагодетельствовал Осло дивной, сказочной погодой. Медленно кружили нежные, легкие снежинки — как на рождественских открытках или иллюстрациях к сказкам Андерсена. В пригороде царила тишина, а в окнах домов уже мерцали разноцветными огнями елки. Гирляндами и розетками из сосны и остролиста соседи уже украсили двери или козырьки над крыльцом. Завтра — сочельник. С раннего утра Гедда с удовольствием отправилась за рождественскими покупками. Она любила Рождество, эту прекрасную возможность снова побыть балованной дочкой, любимицей большой и богатой семьи. Кнут остался один. Глядя в окно, он думал о Гедде, (которая «теперь его бросит, и правильно сделает»), о «Посейдоне» («Неужели он действительно хуже английского? Нужно было не скупиться и ставить ЭВМ третьего поколения…»), о своем отце («Надеюсь, он не присматривает за мной с неба. Не сомневаюсь в том, что никакого неба нет!»). Из одного из ящиков стола он достал растрепанную папку с фотографиями и вырезками из журналов… Вот разворот норвежского «Космополитена»: платиновая блондинка в каком-то целлофановом платье. Длинные, прямые как карандаши ноги с худоватыми коленками обтянуты колготками цвета «электрик»: тогда, в шестьдесят четвертом, Гедда была лицом «Курреж» в Норвегии. Черно-белая фотография, сделанная любительским «Kodak’ом»: 66 год, когда Кнут и Гедда выбрались в Вудсток. Худого, но мускулистого юношу в рваных джинсах обнимает высокая девушка-топлес. На Гедде — только короткие шорты и узкий бисерный шнурок, которым перехвачены ее длинные серебряные волосы. Маленькие острые груди вызывающее смотрят в объектив, в длинных пальцах — косячок… За час легкие хлопья укрыли землю белоснежной периной. «Или саваном», — подумал Скоглунд. Смеркалось. К вечеру небо очистилось, показав алмазную россыпь звезд, с которой перемигивался искрящийся в свете фонарей снег. Гедда не возвращалась: Кнут был уверен, что она не придет больше никогда, исчезнув из его жизни так же внезапно, как появилась на Рождество, пятнадцать лет назад.

Голый пьяный мужчина стоит на холодном кафельном полу просторной ванной и разглядывает себя в высокое зеркало… Впалая грудь. На когда-то поджаром, мускулистом животе обозначилась дряблая жировая складка. В одежде, а тем более в дорогих костюмах, выбранных Геддой, он выглядел молодым, поджарым, спортивным. Но от зеркала в ванной и от жены в постели не скроешь беспощадных примет возраста. В слуховое окошко под самым потолком (ванная находилась в мансарде) заглядывал тонкий серп новорожденной луны: ее лучи разбивались о бутылку прозрачного белого рома, предназначенную для рождественского пунша. На стеклянном столике, среди баночек с омолаживающими чудо-кремами и гелями для бритья, рассыпаны разноцветные таблетки. Мужчина плачет, сгребая их в горсть: реланиум, выписанный модным психотерапевтом, к которому его отвела жена после провала «Посейдона». Люминал, что принимает страдающая бессонницей домохозяйка — Гедда. Калипсол, амфитамины и марка с улыбающейся рожицей — три дня назад Скоглунд достал это, подняв старые связи бурной молодости…. На столе — черный фломастер и чистый листок бумаги: он так и не смог написать для нее ни слова… Кнут глотает горсть таблеток, запивая ромом. Потом кладет под язык марку ЛСД. Опускается на пол, уронив пустой бокал. Ничего не происходит: плача уже навзрыд, самоубийца смотрит на серпик луны в слуховом окошке. Режет руку осколками разбившегося бокала, чтобы хоть как-то притупить звериный страх перед близящейся смертью.

Серп луны задрожал, ее очертания начали растекаться. Слуховое окошко начало стремительно увеличиваться, затягивая Скоглунда, как черная дыра. Вылетев в окно, Скоглунд оказался в темно-синем небе, подсвеченным холодным светом звезд. Среди них покачивался планктон, стремительно проплывали косяки селедки, трески и еще каких-то мелких рыбешек, их серебристо-перламутровые бока изысканно переливались. Луна маячила впереди, время от времени превращаясь в капюшон огромной синей медузы. Кнут отправился в погоню за медузой-луной, когда догнал, она превратилась в стальной локатор, в центре которого клубилась черная воронка. Кнута начало затягивать в эту воронку: ему стало очень страшно, он пытался было сопротивляться, но сила притяжения была очень велика. Затянув его, воронка оказалась белым снежным смерчем, который вскоре сменился серебряным коридором. Скоглунд летел по нему под ослепительный звон. На минуту полет прекратился, он вернулся на пол своей ванной: над ним склонилась Гедда, хлеставшая его по щекам. Видение пропало через долю секунды, он вернулся в серебряный коридор и продолжил полет…