— Наверное, вам Илья Иваныч уже доложил, что я не горю желанием лезть в это болото. Вот только не надо мне говорить про гарантии безопасности, — остановил он открывшего было рот Егорова. — Если бы речь шла только обо мне лично — никаких вопросов. Но втягивать сюда супругу и детей я не намерен.
— Она в курсе дела? — спросил Егоров, ничуть не смущенный таким началом беседы, ради которой он всю ночь трясся в поезде.
— В общих чертах, — нехотя признался Андрей, наверное, опасаясь, что за болтливость его не похвалят.
— Ну и прекрасно, — неожиданно для пилота обрадовался Егоров. — Мы можем поговорить и с ней, объяснить серьезность предстоящей совместной работы. Ваши боевые вылеты — это серьезный вклад в нашу будущую победу, но поверьте, нынешнее дело ничуть не менее значимо.
— Слушайте, мужики, — Андрей присел боком к столу, — я понимаю всю важность. Но у вас своя работа, у меня своя. Я пилот. И баста! А жену я впутывать не дам! Вы свое дело провернете, медальки получите, в отчетах галочки поставите, а мне как дальше жить? У них будет не только мой фейс, но и ее, и детей, да еще и все паспортные данные. Я уж не говорю, что за границу им дорога закроется окончательно, даже в Турцию не смотаться… И к тому же что, мы с вами не знаем, как их диверсанты тут у нас шуруют? Наведут на нее и чиркнут в подъезде ножичком по горлу, и меня заодно порешат.
— Да. — Егоров поглядел на Старостина с разочарованием, словно пилот не сидел рядом. — Чего мы удивляемся, что столько народу свалило за границу с началом СВО? Им важнее оставаться выездными, людьми мира. — Он повернулся к Андрею: — А то, что фотографии вашей жены уже и так болтались по соцсетям вместе с вашим «фейсом», как вы изволили выразиться, это не настолько опасно? Мне говорили, что вы бомбили в Сирии игиловцев. Или вам легче с ними иметь дело только на расстоянии этак четыре-пять тысяч кэмэ?
Андрей резко встал, бледнея. Он бы, наверное, огрел сейчас Егорова по кумполу, если бы не свойственное летчикам хладнокровие во время экстренных ситуаций. Постояв, нависая над спокойно сидевшим контрразведчиком, Пелехов так же порывисто сел. Помолчал, опустив голову, разглядывая промокшие ботинки столичного гостя, и сказал:
— Они мне уже два лимона баксов посулили за угон самолета. Согласиться, что ли, в самом деле, хотя бы часть обещанных денег с них урвать? На эти бабки можно целую эскадру беспилотников закупить… Считаешь, они мою семью по-любому не оставят в покое?
Егоров вздохнул и развел руками, мол, решать в конечном счете самому летчику, хотя не сомневался, какое решение примет этот парень с хорошими синими глазами.
— Слушай, давай по делу. — Егоров сел поудобнее. До этого сидел в напряженной позе, готовый вскочить и обороняться в прямом смысле слова, опасаясь, что летчик ему и правда наваляет за сказанное.
И сам бы навалял любому за намек о проявленной трусости. Но сейчас вынужден был, что называется, резать по живому. «Андрей ведь во многом прав, — думал он. — Не в смысле поставленных в годовых отчетах галочках за проведенные спецмероприятия, а в том, что каждый стремится выполнить свою работу любой ценой. Даже если эта цена — чье-то утерянное спокойствие на многие годы. Лес рубят… Идет война, и у нас нет выбора».
— Только не говори, что у вас «все под контролем». — Андрей откинулся на спинку стула, как человек, который сделал не слишком удачную попытку (но все-таки сделал!), ну а то, что она не удалась, — так это из-за упрямого, прущего, как танк, контрразведчика. Однако Егоров ошибся, увидев перед собой смирившегося человека. — Вот именно, давай по делу. — Пилот хлопнул себя по колену, как купец, собирающийся торговаться до умопомрачения. — Жену как хотите, но выводите из игры. Развод оформляйте, придумывайте что-нибудь. Ею и детьми рисковать не стану. Сам я готов на любые правила. Хоть забрасывайте меня к ним в тыл вместе с самолетом, отбомблюсь по Киеву, по гадючьему гнезду этого придурка. А там будь что будет.
Контрразведчики переглянулись. Егоров понял, что придется еще долго сидеть в мокрых ботинках. Легкой прогулки с этим парнем не выйдет. Пять минут, полет нормальный — не их случай. Турбулентность — вот удел Егорова, а если он сейчас же не стабилизирует ситуацию, ему Ермилов такую турбулентность организует, что мало не покажется.
— И как ты себе это представляешь? — Егоров встал и прошелся по комнате. — Они предлагают принять твою семью в любой стране, прежде чем ты угонишь самолет. Готовы оформить твоим родственникам паспорта Евросоюза. Как ты в их глазах будешь выглядеть, если скажешь, что жену и детей не стоит никуда отправлять? На этом нашу тему можно закрыть. Кто поверит, что ты отказываешься обезопасить семью? Зато поймут, что ты неискренен в своих обещаниях угнать самолет.
— Любовница, — подсказал Андрей. — Может у меня быть любовница?
— А жена об этом знает? — пошутил Старостин, но, наткнувшись на тяжелый взгляд Егорова, полез за сигаретами.
— И кого ты наметил в качестве любовницы? — Егоров понял, что Ермилов, мягко говоря, не одобрит провал в переговорах с летчиком.