— Отлично! — потер широкие ладони Апостолос. — И он же направил туда несчастную мадам Павлову. Ох, граф, зная ваше благородство, я не хотел ставить вас перед выбором, но мадемуазель, узнав о неприятностях, грозящих вам, согласилась помочь. Она немного рискует…
— Ради Павла я готова на все, — вставила дрожащим голосом Татьяна и достала платочек.
— Мы будем рядом, — продолжил Апостолос. — Согласитесь, Воркута стал слишком опасен. Кстати, а зачем он отправился с нами в круиз?
Павел промолчал. То, что он услышал от Воркуты на прощание, следовало еще переварить и обдумать. Эта информация дорогого стоит. И Воркута не позволит ему долго оставаться в живых. Он наверняка уже дожидается, когда Павел покинет кают-компанию.
— Граф! — Апостолос окриком вернул его к действительности. — Я спрашиваю, что делает на корабле ваш друг Воркута?
— Какой же он мне друг? — искренне удивился Павел. — Я в его дела никогда не лез. Меня такие вещи мало интересуют.
Апостолос внимательно посмотрел на него и ударил ладонью по столу.
— Верю! И не потому, что говоришь. Просто таких, как ты, не посвящают. Так вот, мадемуазель Татьяна сама встретится с Воркутой.
— Как? — вырвалось у графа. Он сразу оценил опасность такого шага.
— Очень просто, пригласит его к себе.
— Он не придет, — заверил Павел.
— Придет… — как-то странно произнес Апостолос и нажал на кнопку вызова.
За его спиной возник матрос.
— Зови Яниса с охраной, и пусть все знают, что граф Нессельроде арестован по подозрению в соучастии в убийстве.
Павел не успел сообразить, чего от него хочет грек, как дюжие молодцы набросились на него, скрутили и выволокли из кают-компании.
Зевак и впрямь собралось немало. Тут же сбежались фоторепортеры и телевизионщики. Янис возглавлял процессию. Павел шел, пригибаясь и стараясь быть в кольце его провожатых. Больше всего сейчас он боялся одиночного прицельного выстрела. Но, очевидно, Воркута был не готов к такому развитию событий и упустил момент.
Графа благополучно сопроводили в госпитальную каюту, где в клубах дыма медленно приходил в себя Егор Шкуратов.
— Эй, Янис, пришли-ка мне виски! — потребовал он восстановившимся зычным голосом.
Оставив Павла в каюте, греки молча удалились. Егор свесил ноги с высокой кровати и с интересом принялся разглядывать Павла.
— Неужто Татьяна им про револьвер сказала?
Павел утвердительно кивнул.
— Вот сука. Теплая вода у нее в жопе не держится! И что теперь?
— Будем до Пирея виски пить, если принесут.
— Принесут! Рассказывай!
Павел не стал посвящать артиста во все перипетии своих отношений с Воркутой. Но признался, что никак не предполагал появления здесь Лоры.
— Лоры? — повторил Егор.
Павел в деталях рассказал ему о том, как она его пытала. Егор слушал внимательно. От волнения его лысина покрылась потом, он примерял услышанное на себя и внутренне вздрагивал, представляя, что с ним было бы, если бы он не выстрелил.
Павел рассказывал, а сам мучился от сознания, что Татьяна по глупости ввязалась в это дело.
— Лора не боялась только связанных мужиков, а Татьяна собралась встречаться один на один с вооруженным бандитом, против которого редко кто устоит.
— Татьяна устоит, — уверенно констатировал Шкуратов. В ее голове столько разных способов сделать человеку несусветную гадость, что ни один Воркута ей не страшен.
Открылась дверь, зашел матрос с пакетами в руках. В одном были бутылки, в другом фрукты.
— От господина Ликидиса, — коротко сообщил он и тут же вышел.
Егор, не вставая с кровати, потянулся за бутылкой. Павел пододвинул к нему пакет.
— Неужели ты все еще страдаешь и сохнешь по Таньке? — поинтересовался Егор, отхлебывая виски прямо из горлышка.
Павел и сам не знал. То есть, естественно, он ее ненавидел. Презирал. Но если бы сейчас пришел Янис и сказал, что надо спасать Татьяну, Павел, не раздумывая, бросился бы даже с голыми руками. Но разве об этом расскажешь. Поэтому он, приняв бутылку из рук артиста, отхлебнул и философски заключил:
— Любую женщину, а уж Татьяну и подавно, невозможно ненавидеть постоянно. Понимаешь, да? Иногда кажется, задушил бы. Видеть не можешь. А через некоторое время вдруг одарит улыбкой, закинет ногу на ногу, застенчиво взглянет, и ненависть куда-то исчезает. Сердце размягчается, и ты уже готов забыть обиды и оскорбления. Пока она снова не превратится в стерву.
Егор жадно пожирал бананы и пил виски. Ему нравились размышления графа, и поэтому он добавил от себя:
— Прав, старик! Вчера за один всего лишь день я успел полюбить женщину, насладиться ею, дать согласие на законный брак. Потом от испуга забыл ее имя, проклинал ту минуту, когда встретился с ней, ненавидел, умирал… — и все за одни сутки. А сегодня вот отошел, лежу и думаю — второй раз убивать меня Апостолос не решится. А Пия там с ума сходит, я же для нее герой! Так, может, мне действительно жениться на ней?
— На жене Апостолоса! — воскликнул Павел.
Егор от испуга чуть не свалился с кровати.
— Тише, идиот!
— Нет, ты серьезно? — переспросил шепотом граф.
— После стольких страданий я заслужил ее…