Операция «Крепкий поцелуй»

Речной трамвайчик миновал Лужнецкий метромост и, разгоняя громкими свистками кружившие по воде весельные лодки с отдыхающими, пошлепал по речной ряби вдоль набережной Нескучного сада.

Насупившийся Зорин оторвался от созерцания бурлящей за кормой воды и исподлобья глянул на Плужникова, по-детски радостно уплетавшего эскимо. Генерал соскреб зубами остатки шоколада с палочки, лизнул еще раз, потом, удовлетворившись ее отполированным видом, аккуратно завернул палочку в обертку из-под мороженого, поискал глазами урну и, не найдя, сунул скрученную обертку себе в карман.

Зорин взорвался:

– Товарищ генерал! Наша страна сейчас… весь мир под угрозой ядерной войны! А вы… вы… как вы можете так спокойно есть мороженое?!

– Тихо-тихо, – остановил его Плужников. – Ты чего орешь-то: «Товарищ генерал! Товарищ генерал!» Люди кругом. Ты меня сюда зачем позвал?

– Для конспирации, – поджав губы, буркнул Зорин. – У нас в конторе не поговоришь – никому теперь верить нельзя, одни предатели вокруг!

– Это ты кого же имеешь в виду? – прищурился генерал. – Сбежавшего к американцам Сташинского?

Зорин молчал, надувшись.

– Понятно, – вздохнул Плужников. – Тогда слушай. Первое: если «для конспирации», то на речном трамвайчике, тем более в такую жару, полагается либо мороженое кушать, либо «Буратино» пить, а не орать, называя меня по званию. Согласен?

Зорин нехотя кивнул.

На берегу показался до боли знакомый ему каскадный фонтан «Купальщица», где майор когда-то, еще молодой милиционер, в романтическом порыве принял за шпиона сотрудника КГБ, сорвав важную операцию. Зорин думал, что его если не расстреляют, то уж из органов попрут точно, но Плужников не только простил его, но и позвал работать к себе.

– И второе, – продолжил генерал. – Ты отличный сотрудник, прекрасный аналитик, с архивами классно работаешь, но ты не оперативник, не разведчик ты, у тебя подготовки соответствующей нет.

– Я четыре языка знаю! – воскликнул майор.

– Ни в какую Америку ты не поедешь, – резюмировал Плужников.

Зорин хотел сказать что-то еще, но, увидев строгий генеральский взгляд, осекся.

– А Петру я верю, – твердо сказал Плужников. – Только вот Алену, если честно, не понимаю. Пока не понимаю… Но тоже хочу верить. И тебе советую.

– Это приказ?

– Приказать верить или не верить во что-то – невозможно. Просто надо стараться понять истинные мотивы тех или иных поступков. А мы часто, вон как ты сейчас, сразу трактуем по-своему. Сбежала – значит, предала…

– Ну так это ж очевидно!

– «Очевидно» слово хитрое. «Оче» и «видно» – то, что видно очами. Но то, что мы видим, часто не отражает истинную суть происходящего.

– Это как же?

– Да вот так. Вот видишь ты: бежит по улице человек, торопится… и вдруг какой-то прохожий раз – и подножку ему ставит. Человек со всего размаха хрясть об асфальт! Что ты подумаешь о прохожем?

– Гад он.

– Вот. Но ты ведь просто видишь: «что» сделал прохожий и даже «как» он это сделал. Но этого мало. Надо знать, «зачем» он это сделал – только тогда поймешь истину. А если упавший человек – воришка и минуту назад украл у старушки кошелек, а прохожий это заметил и подножкой остановил вора? А?

Зорин задумался.

– Ладно, – вздохнул он. – Будем считать, что мы пока просто не понимаем и они не предатели. Тогда надо учесть, что они в большой опасности.

– Я знаю.

– Вы не все знаете, товарищ гене… – спохватившись в последний момент, успел проглотить слово «генерал» Зорин. – Я вот тут, как вы говорите, в архивах покопался…

– И что же?

– Вы же знаете, что Сташинский был женат на немке из ГДР Инге Поль? Она не догадывалась, что он работает на нас, но в какой-то момент в нашей конторе решили задействовать и ее. Планировалось, что они в паре будут работать на нелегалке. Подготовили легенду, документы. Но когда ее стали вербовать, она отказалась.

– Ну и? Какое это имеет отношение к Петру с Аленой?

– Павел Михайлович, отгадайте: паспорт на какое имя предполагалось использовать для жены Сташинского?

Плужников вздрогнул:

– Неужели…

– Да, Павел Михайлович, на имя Эльзы Рух! А поскольку паспорт для жены Сташинского не понадобился, то это имя, доработав легенду, решили использовать для Алены. Жене Сташинского имя не называли, а вот сам Сташинский был в курсе и мог его запомнить. Соответственно, мог и назвать это имя американцам. А если Алену возьмут, то через нее и на Петра выйдут.

– Черт! – возмутился Плужников. – Это же азы, в первом классе учат – никогда не использовать имена и легенды дважды.

– В отделе оправдываются, говорят, что не использовали дважды, а только предполагали использовать.

– Предполагали! – фыркнул Плужников.

– Говорят, что нам самим надо было лучше следить за своим агентом и его документами.

– Это правда, – горько согласился Плужников. – Понять бы нам, «зачем» Алена такой фортель выкинула… Знаешь что, Сережа, раз уж ты действительно такой ас в архивах, надо внимательно пересмотреть ее досье.

– Мы же отрабатывали его, прежде чем подключать Алену к работе с Петром.