Операция «Катамаран». Падение. После похорон

— Хватило бы для двоих, — заметил Франк, все еще занятый письменным столом. Анна огляделась. Беглый, поверхностный взгляд, но его оказалось достаточным. Хорошая светлая мебель, купленная не более шести лет назад. Изящная, ничего лишнего. Но комната была обставлена так, что никому, пожалуй, не захотелось бы остаться здесь. На стенах висели вполне добротные реалистические картины. Все было слишком аккуратно и казалось тщательно прибранным. Живой ли человек жил здесь? Анне не очень-то тут понравилось. Как на мебельной выставке.

Франк докладывал: «Эрик Смедер, 55 лет, не женат, детей нет, до 18 лет по крайней мере, нет сведений об алиментах. Начальник отдела кадров в муниципалитете Эгесхавна. Счет в банке, по официальным данным, в полном порядке».

Анна вышла на балкон. Дверь была открыта, белые, плотно задвинутые гардины слегка покачнулись, пропуская ее. На балконе, шириной более метра и длиной во всю комнату, на маленьком столике, покрытом голубой скатертью, стояли две тарелки, два стакана, а рядом с тарелками лежали два ножа.

— Накрыто на балконе! — продолжал Франк, все еще стоя к ней спиной.

— Спасибо за информацию, — перебила Анна, — займитесь остальным и соседями. Встречаемся у меня в четыре.

— И это все?

Голос Петера звучал чуть-чуть иронично. Он даже повернулся к ней лицом, когда она задержалась на мгновение у входной двери.

— Нет. Если вас интересует, выясните, почему гость ушел, так и не пообедав.

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

Анна Нильсен только-только успевала забежать домой, чтоб перекусить. Конечно, в холодильнике в столовой полицейского участка, у нее был пакет с едой, но он мог пролежать и до следующего дня. А Пер скорее всего уже пришел из школы. Он обычно по понедельникам освобождался рано. Вечером ей надо участвовать в дискуссии, хотя до сих пор неясно, о чем там будут говорить.

Они снимали один из бывших флигелей городской больницы. Маленький дом из красного кирпича. Самое большее еще на год, а потом здания будут снесены, а на их месте сооружена гигантская каракатица для нового городского госпиталя. Дом пустовал в течение года, пока туда не въехали Анна и Пер. Здесь все еще сохранялся отпечаток спокойного смирения, какое бывает обычно у пожилых людей, хорошо понимающих, что их ждет впереди, и поэтому как бы помогающих смерти, постепенно переставая сопротивляться ей.

Сын сидел на кухне. Его хорошо было видно в окне между посудой, оставшейся от завтрака. Он задумчиво смотрел на небольшой, заросший, окруженный изгородью сад. Они оба решили следить только за лужайкой перед домом и оставались безразличны к традиционным нарядным цветам и кустарнику.

— Привет, — обратилась Анна. Излишне бодро, пожалуй. Она не могла выносить угрюмости сына. Пер никогда не жаловался, хотя переезд из Копенгагена и начало учебы в новой школе скорее всего оказались для него тяжелым испытанием. Иногда он весело болтал с ней, как раньше. Тогда Анне казалось, что естественный процесс адаптации закончился. По это становилось все реже и реже. И снова Пер ходил вокруг тихий и смирный, всегда готовый помочь матери, но все было не то и не так, как раньше.

— Привет, — повторила она. — Сумела выбраться перекусить. Сегодня с одного из высотных домов упал человек, а нам еще ничего не известно.

Мальчик догадался, о чем говорила мать.

— Я подумала, что ты дома. Ты что-нибудь ищешь?

Тринадцатилетний мальчик глубоким хриплым голосом, до сих пор новым и незнакомым для нее, коротко ответил:

— Нет, ничего, просто задумался.

— На улице сейчас хорошо, ты собираешься куда-нибудь?

— Нет.

— Разве ты не пойдешь к Бо?

— Он едет на дачу.

— В понедельник? — удивилась она, отметив про себя, что мальчик, видимо, давно догадывается о ее тревогах. Ей так хотелось, чтоб у него завелись приятели, с которыми ему было бы хорошо.

— Они должны поехать прибрать там кое-что.

— Понятно, — протянула Анна, намазывая три кусочка хлеба себе и еще один для сына.

— Ты еще хочешь?

— Да, спасибо.

Он протянул руку за бутербродом, стал медленно жевать. Она наклонилась к нему через кухонный стол и быстро поцеловала.

Клейнер резко втянул носом воздух, слегка приоткрыл губы и выдохнул с таким явным шумом, чтоб человек в белом халате напротив него не сомневался, что именно думает полицейский об их беседе. Будто недостаточно жары для плохого настроения.

— Я хорошо знаю, что вы цените долг молчания выше свидетельских показаний, но скажите мне, пожалуйста, чем может помочь сейчас Эрику Смедеру этот ваш долг?

— Это обязательство и по отношению к умершему, и к его родным. — Врач попытался спокойно улыбнуться, хотя брови его были крепко сдвинуты и весь вид говорил, что он, Клейнер, может продолжать наступательную, агрессивную линию, но он, врач, в собственной приемной будет придерживаться права на интеллектуальный трезвый разговор.

Клейнер перевел взгляд на окно. Воздух казался синим в буквальном смысле этого слова. Достаточно было одной капли, чтобы раздражение вышло наружу. Будто он прошел хорошую психическую обработку. У Клейнера заболела голова.